Синтез йоги

Отношения, которые возникают из этого подхода ко Всевышнему, являются отношениями божественного Отца и Матери с ребенком, и отношениями с божественным Другом. Ко Всевышнему в таких представлениях человеческая душа обращается за Помощью, защитой, за руководством, за благодеяниями,– или, если знание является целью, она обращается к Руководителю, Учителю, Подателю света, ибо Всевышний есть Солнце знания,– или она приходит с болью и страданием за облегчением, утешением и избавлением, это может быть избавление или от самого страдания, или от мира-существования, вместилища страданий, или ото всех его внутренних и реальных причин 2. В этом мы находим определенную градацию. Поскольку отношения отцовства всегда менее близкие, менее сильные, страстные и интимные, к ним меньше всего прибегают в Йоге, которая ищет самого тесного единения. Отношения божественного Друга сладостнее и более интимны, они допускают равенство или близость даже в неравенстве и являются началом совместной самоотдачи; в их наибольшей близости, когда всякая идея другого, дающего и берущего, исчезает, когда эти отношения становятся немотивированными, за исключением одного единственного вполне достаточного мотива любви, они обращаются в свободное и счастливое отношение товарищества, в Лила существования. Все же еще более тесные и близкие отношения у Матери и дитя, и они поэтому играют очень большую роль везде, где религиозный порыв, самый пламенный и горячий, вспыхивает в сердце человека. Во всех своих желаниях и тревогах душа идет к Матери-Душе, и Божественная Матерь хочет, чтобы так и было, дабы она могла излить свое сердце любви. Душа обращается к ней и по самосуществующей природе этой любви, и также потому, что это направляет нас к дому, куда мы возвращаемся из наших странствий в мире, и в лоне которого мы обретаем свой покой.

Но высочайшие и величайшие отношения те, которые начинаются не от обычных религиозных побудительных мотивов, но скорее являются самой сущностью Йоги, происходят из собственной природы самой любви; это – страсть Любящего и Любимого. Где бы ни возникало страстное влечение души к её полному союзу с Богом, эта форма божественного томления прокладывает свой путь даже в тех религиях, которые, кажется, обходятся без этого и не дают этому чувству места в своих обычных системах. В этих отношениях просят одного – любви, боятся одного – потерять любовь, предаются одной печали – печали отделения от любимого, ибо всё другое или не существует для любящего, или включается только как случайности и последствия, а не как цели и условия любви. В самом деле, любовь по своей природе является самосуществующей, потому что она происходит от тайного единства в бытии и чувства этого единства, или от желания сердечного единства между душами, которые ещё способны воспринимать самих себя отличными друг от друга и разделенными. Следовательно, все другие отношения тоже могут достигнуть самосуществующей немотивированной радости бытия ради одной любви. Однако они всё же начинаются от других мотивов, и до конца они, в некоторой степени, находят удовлетворение в своей игре в этих других мотивах. Здесь же и начало – любовь, и конец – любовь, и вся цель – любовь. Есть, правда, желание обладания, но даже и оно бывает преодолено в полноте самосуществующей любви, и последняя потребность Бхакта просто в том, чтобы его Бхакти никогда не прекращалось и не слабело. Он не просит небеса об освобождении от рождений, или о чем либо другом, но только чтобы его любовь могла быть вечной и абсолютной.