|
Поднялась и забулькала тревожность, но игривая, щекочущая свежесть оказалась вполне воинственной – она внезапно набросилась на тревожность помимо всяких сознательных усилий и уничтожила её без следа. Вот это круто… это приятно, это… здорово! Захотелось рассмеяться, но смеха не возникало – просто было очень приятно быть вот таким, взведенным, готовым с изящной легкостью наброситься на любое неприятное состояние и убрать его, как и не было. Удивительна эта легкость… как будто лавина срывается и сносит на своем пути все ненужное. Плот? Андрей снова ощупал грубые бревна, под которыми гулко плюхалась вода. Это приятно - переживать, чувствовать, слышать – плещущуюся под бревнами воду. Образ-воспоминание из далёкого детства: Севастополь, графская пристань, поздний вечер. Черная вода отражает звездочки сияющих вдалеке на кораблях ламп. Слева – как один огромный корабль – «плывёт» Северная сторона. Спускаешься по мраморной лестнице и идешь по деревянному настилу, и под тобой вот точно так же плещется вода, и запах мокрого дерева вплетается в пляшущие огоньки, в отдаленные звуки, приносимые ветром. Надо восстановить последовательность событий. Начать с того, что он помнит хорошо. Джо появился… поговорили… ушел… полиция, неприятный разговор с полицейским, потом он ушел… подписал счет и ушел… набережная Marina Bay, смешные высокие зонтики на набережной, под которыми работают вентиляторы – очень приятно в жару постоять под ними… дальше… стемнело… струи фонтана – прямо в тротуаре несколько рядов из десятков струй воды, бьющей в разных направлениях… а вот что потом?.. какой-то шум отвлек его, вспышка, какие-то темные контуры… головокружение… потом очень знакомое чувство, которое он испытывал при глубоких погружениях на сжатом воздухе – чувство деперсонализации… довольно неприятное, но хорошо знакомое по погружениям на Сипадане состояние. Самое сложное началось, когда глубина погружений перевалила за сто метров. К этому он шел постепенно, прибавляя по 2-3 метра через день, так что через два месяца он подошел к сотне и с неким трепетом через нее перевалил. Постепенное наращивание глубины сопровождалось акклиматизацией, привыканием, и если в самом начале он уже на шестидесяти метрах чувствовал сильное азотное опьянение, то спустя два месяца как-то признаки опьянения начинались лишь на девяноста. Но сто, сто пять метров стало рубежом, после которого, как и в горах, акклиматизация уже не наступала, и с каждым метром погружения становились всё более и более рискованными – сознание уплывало всё сильнее и сильнее. «Прикоснуться» к глубине, и тут же выскочить наверх метров на 30 – даже выполнение такого приема стало сопровождаться труднопреодолимыми препятствиями, главными из которых были сужение канала восприятий и вот эта деперсонализация. Сужение восприятий было приемлемо, хотя и опасно – зрение сужалось до узкого туннеля, но его хватало, чтобы смотреть на цифры на D9, показывающие глубину. Руки и ноги немного немели, но это не мешало нажимать на поддув BCD. Слух отключался, возникали слуховые галлюцинации – звук выдыхаемого воздуха становился очень музыкальным, приятным, им хотелось заслушиваться, но и это не мешало, хотя поначалу Андрей испытывал сильную тревожность, когда, нажимая на поддув BCD, вообще не слышал звука воздушной струи, и в следствие онемения поверхности тела его спина так же не чувствовала – начинается надувание BCD или нет. Со временем все эти симптомы стали хорошо известными и понятными, и Андрей приучил себя просто делать то, что необходимо, не особенно задумываясь над этой частичной сенсорной депривацией. — 64 —
|