|
И Любовь мужчины, что всегда был рядом, проникла в ее сердце. Он оказался удивительно родным и понимающим. Не обещал звезд с неба, просто каждый вечер зажигал их на ее небосклоне. Не носил ее на руках, но делал ее путь легким и радостным. Не говорил звенящих слов, а только пел ей мягким, бархатным своим баритоном тихие песни о вечности. И становилось Консуэло тепло и спокойно. Сила его Любви вливалась в нее, сливалась с таким же светящимся потоком в ее сердце и окутывала их прозрачным, но не проницаемым для зла, облаком. И называлось то облако Счастьем. Любопытство – верный спутник женственности. Консуэло, несмотря на крайнюю занятость, все искала в своем новом жилище дверь, замкнутую тем ключом, что она носила на запястье. Все двери в ее освещенном солнцем дворце были открыты, свет проникал беспрепятственно сквозь чистые окна в комнаты и через открытые двери в просторный коридор. Но Консуэло не успокаивалась, даже друзей просила помочь в поисках. Вот однажды Старый Друг и нашел под лестницей запертую дверь. Показал на нее Консуэло, пожелал интересных исследований и ушел. А Консуэло, ни на минуту не сомневаясь, вставила ключ в замочную скважину. Дверь зло скрипнула, и из глубины комнаты хлынула на Консуэло давно забытая тьма. Страх перехватил холодными пальцами горло, холод сковал руки и ноги. Стены дворца дрогнули, и Консуэло увидела себя внутри темной комнаты, дверь захлопнулась у нее за спиной. Невидимые голоса заговорили с ней. Первым зазвучал голос бывшей подруги: «Все знают, что ты хуже всех! Тебя никто не любит, все отвернулись от тебя, ты никому не нужна!». Потом голос из далекого, еще до детского, прошлого: «Это лишний ребенок, он никому не нужен, избавься от него, пока не поздно». За ним голос того, с темным взглядом, которого пыталась спасти, да наткнувшись на его любовь к боли и нищете, не справилась: «Ты не способна мне помочь! Ты вообще ни на что не способна, самозванка!». Сирена, возвещающая беду, разорвала сознание, и раньше, чем Консуэло поняла, что это она кричит, Мир покинул ее сознание. Ее нашли через несколько часов, лежащей на полу у входа в маленькую комнатку под лестницей. Если бы кто‑то из присутствующих вспомнил детские фотографии Консуэло, то они узнали бы эту комнату. Ее детскую. Розовые обои, легкие занавески, шкаф с любимыми книгами и криво прибитая детскими руками защелка на двери. Она дышала ровно, сердце билось, спокойно отсчитывая удары, но никто не мог привести ее в чувство. Слезы катились из‑под век, но глаза оставались закрытыми. — 22 —
|