Сиддхартха

говоря, я не придаю особого значения и мыслям. Для меня важнее вещь. Здесь,

на этом перевозе, например, моим предшественником и учителем был святой

человек, который много лет верил в одну только реку, другой религии у него

не было. Он заметил, что река имеет голос, и стал прислушиваться к нему.

Этот голос стал его учителем и руководителем, сама река представлялась ему

божеством. В течение многих лет он и не подозревал, что каждый ветерок,

каждое облако, каждая птица или жук в такой же степени божественны, столько

же знают и могут научить, как почитаемая им река. Но к тому времени, как

этот святой ушел в леса, он уже знал все, знал больше, чем я или ты, и без

помощи учителей и книг -- только потому, что верил в реку.

Говинда же возразил:

-- Но разве то, что ты называешь "вещами", представляет что-нибудь

действительно существующее, имеет реальность? Не являются ли они только

обманчивыми, призрачными образами Майи? Разве твой камень, твое дерево, твоя

река -- реально существующие вещи?

-- И это меня мало тревожит,-- ответил Сиддхартха.-- Пусть вещи имеют

только кажущееся бытие. Но ведь в таком случае и мое бытие есть только

кажущееся -- значит, в том и в другом случае, они одинаково сродни мне.

Оттого-то я и отношусь к ним с любовью и уважением. Оттого-то я и могу

любить их. А вот наконец и мое учение, над которым ты, наверное, будешь

смеяться: Любовь, о Говинда, по-моему важнее всего на свете. Познать мир,

объяснить его, презирать его -- все это я предоставляю великим мыслителям.

Для меня же важно только одно -- научиться любить мир, не презирать его, не

ненавидеть его и себя, а смотреть на него, на себя и на все существа с

любовью, с восторгом и уважением.

-- Это я понимаю,-- сказал Говинда.-- Но именно это Возвышенный признал

заблуждением. Он предписывает доброжелательность, терпимость, кротость,

снисходительность, но не любовь. Он запретил нам отдавать наше сердце любви

к земному.

-- Знаю,-- сказал Сиддхартха, и улыбка засияла на его лице.-- Я знаю