тогда как ты бодрствуешь наполовину, а иногда и совсем спишь. Бодрствующим я называю того, кто понимает и осознает себя, свои самые глубокие внерассудочные силы, влечения и слабости и умеет с ними считаться. То, что ты этому учишься, является для тебя смыслом встречи со мной. У тебя, Гольдмунд, дух и природа, сознание и грезы очень далеки друг от друга. Ты забыл свое детство, из глубины твоей души оно пробивается к тебе. Оно будет заставлять тебя страдать так долго, пока ты не услышишь его. Ну да хватит об этом! В бодрствовании, как я сказал, я сильнее тебя, здесь я превосхожу тебя и могу поэтому быть тебе полезен. Во всем остальном, милый, ты превосходишь меня - во всяком случае, ты будешь таким, когда найдешь сам себя". Гольдмунд с удивлением слушал, но при словах "ты забыл свое детство" вздрогнул как пораженный стрелой, хотя Нарцисс не заметил этого, так как по своему обыкновению говорил с закрытыми глазами или смотря перед собой, как будто так лучше подбирал слова. Он не видел как лицо Гольдмунда передернулось и начало бледнеть. - Превосхожу... я тебя!- заикаясь произнес Гольдмунд, только чтобы хоть что-то сказать, но весь как бы оцепенел. - Конечно,- продолжал Нарцисс,- натуры, подобные твоей, с сильными и нежными чувствами, одухотворенные мечтатели, поэты, любящие - почти всегда превосходят нас других, нас, людей духа. Ваше происхождение материнское. Вы живете в полноте, вам дана сила любви и переживания. Мы, люди духа, хотя часто как будто и руководим и управляем вами, не живем в полноте, мы живем сухо. Вам принадлежит богатство жизни, сок плодов, сад любви, прекрасная страна искусства. Ваша родина - земля, наша - идея. Ваша опасность - потонуть в чувственном мире, наша - задохнуться в безвоздушном пространстве. Ты - художник, я - мыслитель. Ты спишь на груди матери, я бодрст вую в пустыне. Мне светит солнце, тебе - луна и звезды, твои мечты о девушках, мои - о мальчиках... С широко открытыми глазами слушал Гольдмунд, как говорил Нарцисс, — 36 —
|