|
— Есть редкие сокращения! — Массируй дальше! Адреналин! Давай! Давай! А вдруг удастся? Еще! Наклейка с раны уже сорвана. — Одну секунду! Длинная игла прямо в сердце. Кубик адреналина. — Массируй! Минута. Вторая. Молчание. В душе темно. Отчаяние. За что? За что? Не нужно сетовать. Никаких возмездий! Все ясно. Мы дураки. Ограниченные моделирующие возможности. Но мне же от этого не легче! Я же не машина, я живой. А вдруг удастся? Заглянуть. — Дима, остановись. Оксана, смотри. Кто‑нибудь щупайте пульс. А ты не прекращай дыхание! Что — не знаешь?! — Хорошие сокращения, около ста в минуту! — Пульс есть! Впрочем, это уже не нужно: видно, как сотрясается грудная клетка. Сердце заработало хорошо. — Зрачки? — Узкие. Они сразу сузились после массажа. Ох! Этот вздох вырвался у всех. Лица просветлели, глаза другие. У меня внутри все дрожит, и в то же время по телу медленно расходится какая‑то слабость. Вот‑вот упаду. — Дайте сесть. А ты слезай, что стоишь, как дурак. Это Диме. Он все еще стоит на табуретке, выпрямившись над столом, длинный и нескладный. Саша от меня снова ушел. Лежит какой‑то человек без сознания. Чужой. И сам я совершенно пуст. Я знаю, что может случиться дальше, поэтому еще не радуюсь. — Рассказывайте! Оксана, неотступно смотреть на экран. — Нечего рассказывать. Все было хорошо, вот картина записей. Несколько раз открывал глаза. Начало восстанавливаться дыхание. Мы были спокойны. Оксана только отключилась, хотела переносить аппарат. Вдруг меня что‑то как кольнуло. Я поднял у него веки — зрачки широкие. Заорал и сразу массаж. Тут все прибежали. Мне бы раньше прийти. Несколько раз собирался и все не мог поднять свой зад. Рассматриваю записи. Когда мы ушли, пульс был сто двадцать. Затем он медленно урежался, и в последний раз записано восемьдесят пять. Это было двадцать минут назад, примерно за десять минут до остановки. Усталая злость и досада. Противно на всех глядеть. Противно даже ругаться. Ошибки, снова ошибки! — Что же вы смотрели все? Ведь пульс урежался больше, чем это полагалось. Это значит — какое‑то возбуждение вагуса[23]. Ты небось домой уйти торопилась. А вы рты пораскрывали, довольные, и небось трепались! Молчание. Обижены. Несправедливо. Мы все трепались. А потом я сидел и размышлял о высоких материях, читал эти, будь они неладны, записки. Не знал он, когда отдавал. Если бы я тут был, не пропустил бы. Уверен? Нет. Нужно было ввести немного атропина, чтобы уменьшить возбудимость блуждающего нерва. Это мне так представляется, а может быть, все было сложнее. Чертовски сложная машина — человек, и как мы беспомощны перед ним. И ведь можно сделать гораздо больше уже сейчас. Привлечь технику. — 66 —
|