|
— Семен! Хоть бы музыку командовал! — Музыку, музыку! Оживились. Нужно предупредить... — Только не дольше восьми. И не шуметь сильно. Семен Иванович, на вашу ответственность. (Это уже приказ начальства.) Началось раздвигание столов, толкотня. Теперь самое время уйти. Поднимаюсь. Тихонечко прощаюсь с ближайшими соседями. Петро и Марья пошли за мной. — Чего вы‑то поднялись? Потанцуйте. — Мы еще вернемся, нужно взглянуть больных. Вышли в коридор. Прощаюсь. Вижу — чего‑то сказать хотят, мнутся. — Ну, что еще? Петро: — Так как же дальше будем жить, Михаил Иванович? Все вполсилы? Ишь ты, упреки. Наговорил о честности, о страсти — осмелились. Что им скажешь? — Я боюсь. И мне как‑то стыдно, — вдруг не будет получаться — и опять смерти. Я не могу сейчас их переносить. Марья: — Вы обязаны. Без смертей не будет. Но ведь мы научились, результаты теперь гораздо лучше. Нельзя же из‑за гибели самых тяжелых обрекать на смерть десятки. Что же, вы так и думаете доживать век на простеньких? — Ах, вам легко говорить... Вы не виноваты... Теперь Петро наступает: — Ничего нам не легко. Вся клиника переживает. Но ведь вы сами сказали — честь, совесть. Вы же нас учили — работать, несмотря ни на что. «Только в интересах дела, больных». — Так вы думаете, что нужно пустить все как раньше? На всю железку? Тетрады, клапаны, тяжелые стенозы? Оба просветлели. Сейчас Петро закруглит. Хитрый. — Ну, конечно, с максимальной осторожностью, с некоторыми ограничениями, чтобы риск не очень велик. Мы уж будем смотреть во все глаза. Правда, Марья Васильевна? Она тоже улыбается. «Сдвинулся шеф». — Думать будем. «Эликсир сообразительности...» Вы требуете от нас, но и мы ведь имеем права на вас. Тоже можем требовать... — Ты уже сегодня потребовала, помню... Молчу. Верно, конечно. Имеют право. И если призываешь — так тянись. Или уходи. На пенсию или еще куда. И тогда уже не трепись, речей не произноси... Кончать разговор. — Хорошо, я подумаю. Наверное, вы правы, и я должен пересилить себя. До свиданья. Повернулся. Марья потянула за рукав. Досада. Еще что? — Вы меня извините за сегодняшнее... Не стерпела... Вот, догадалась. Нет злости на тебя, Марья. — Чего там. Я не обиделся. И к выходкам твоим привык... Пошел я, хватит на сегодня. Никуда не денешься. Назвался груздем — полезай в кузов. Нельзя затормозить клинику, работу. Ох, но это мне будет трудно: снова страшные операции, осложнения, смерти... — 191 —
|