|
Олег встает. — Можно тост толкнуть? Маленький? Братцы, давайте выпьем за Диму! Замочим диссертацию, чтобы ВАК не завалил! Дима поднимается, такой длинный, худой. Домучил все‑таки свой труд. Олег кричит: — Полный наливай, полный! Больше поздравлять не будем! Дима смеется. — Больше нельзя. Доза рассчитана на квадратный метр поверхности тела! — Так премедикации же не было! Мне уже налита рюмка коньяку! Хочется выпить. Но нужно держаться. Пьяный шеф — уже не шеф. Встаю. Нужно чокнуться. — Ну, Дима, чтобы АИКи шли хорошо! Олег протестует: — И тут АИКи. Жизни от них нет... Это и есть наша жизнь. Выпил. Фу, горечь. Лимон. Шум какой. Все тянутся к Диме, чокаются. А Оксана почему‑то на другом конце стола. Чего бы? Говорили — невеста. Марина подкладывает мне на тарелку еду. — Ешьте, Михаил Иванович. Вот с маслом. Боится, что опьянею. Операционная сестра — вторая жена. Заботится. А как бы хорошо выпить, повеселиться со своими, если бы не то дело... Не вернешь. Нужно поесть в самом деле. Аппетит появляется после рюмки. Смотрю на всех. Маленькое затишье — рты заняты, жуют. Всегда все съедается подчистую. Какие они — мои помощники? Как все люди — хорошие и плохие. Я не заблуждаюсь — просто люди. Но если измерить добро и зло, то больше хорошего. Почему бы? Неужели все наши люди такие? Нет. Пока нет. Просто у нас большой отсев. Каждый год три‑четыре врача приходят и уходят. Джентльменское соглашение действует без осечки. Плохие уходят, а хорошие остаются. Таланты? Нет. Пока нет. Одни — поярче, другие — бледнее. Может быть, развернутся, если попадут на самостоятельную работу. Что‑то не торопятся. Вот Петро — шел бы заведовать кафедрой. Был бы хорошим профессором, передовым. Нет, не хочет. «Если будете выгонять, тогда...» Не буду выгонять, не за что. Хотя звезд не хватает и хирургию не двинет. Зато если Семен будет доктором — уйдет. Есть честолюбивая жилка. Правильно. Лишь бы честно. Марья, та никуда не денется. И докторской не будет, зря только планы составляем... Она — врач. Милосердие. Как отбрила меня сегодня! Не смотрит — смущена или сердится. «Противно слушать...» Теперь Семен: — Товарищи, налейте рюмки. Сейчас обо мне небось. Лишь бы меру соблюли. Все почувствовали, поглядывают на меня. Вижу свою принужденную улыбку — очень глупое положение, когда тебя поздравляют. Вот продолжает... — Давайте выпьем за шефа. Только без подхалимства! Смех. Встают, тянутся с рюмками чокнуться. Так рады. Неужели они меня еще любят? И у меня тепло стало там, внутри. Тоже сентиментальным становишься к старости. — 187 —
|