А тут он снова говорить начинает, и уже не хрипит, а вполне так понятно говорит. Я на немецком хоть и не свободно, а все ж довольно сносно общаюсь – как-то меня даже пригласили курс по физике прочесть в Берлинском университете, да только я отказался, памятуя тот опыт в посольстве. Сначала подумал – а они-то не виноваты. Так и я ведь тоже не виноват, и если уж говорить о том – чье это дело – работников их посольства уму-разуму учить, так уж точно не мое. Так и не поехал. Махнул ему рукой, мол садись, дров подкинул, снова Татонку разгружать принялся, Martini Bianco достал. Сел он, выпил, поел. Но бред какой-то говорит страшенный, я сначала даже решил, что немецкий мой выветрился, а потом понял, что не в этом дело. Может, сумасшедший? Сумасшедший немец в новогоднем русском лесу… что за дичь? Решил я, значит, так – приму за чистую монету всё, что он лопочет, а там видно будет, а пока хоть разговор завяжется, так как на простые темы говорить он не хотел. Как же, спрашиваю, забрался ты сюда? «Из параллельного пространства», говорит. Я где-то в фантастике такого добра много читал. Где же, говорю, эти пространства находятся? «Да прямо тут же, прямо здесь, это не «где-то» в геометрическом смысле, а в параллельном мире». Ну я как никак физик, меня громкими словесами о пространствах на мякине не проведешь. И много, спрашиваю, тех миров? «Много», говорит. Можно между ними перемещаться, и никто их не считал, так как они такие же большие, как этот наш, попробуй мол всю Землю обойти. А живет-то там кто, спрашиваю? А люди, говорит. Некоторых случайно занесло, некоторые специально туда выбрались, примерно как раньше из Франции и Англии от королевской власти люди сбегали, флибустьерами становились на Антильских островах, или вот как американская нация началась – так и они – кто со времен древнего Египта, кто из Майев, кто посовременнее – разные люди. Места много, пространств параллельных этих тоже много. А я говорю, как же они уживаются – такие разные? Люди ведь чуть что – сразу за нож, глотку соседу перерезать только за то, что отличаются они друг от друга такой малостью, что и понять непросто. А он: порядок там особые люди установили. Всякая злость и прочая агрессия наказывается незамедлительно – отсылается такой преступник взад, сюда то есть, тут мол грызись, если без этого не можешь. Установили этот порядок давно, и так он понравился обитателям тех миров, что сами они его и поддерживают. Ну, думаю, новый Томас Мор, или Кампанелла – черт их разберет. Проняло товарища крепко, если и протрезвев он словно пьяный. А может наркоман – мелькнула мысль? Ну хорошо, говорю, а если миров много и они значит вот прямо тут, а как же я их не замечаю? Он мне на это говорит, что это представить невозможно. Как-то вот оно так устроено, и бог его знает. Я ему – так разве это не значит, что глупости все это? Тут я запнулся, а потом думаю – а, была не была, хватит Ваньку валять. Что он мне, немец какой-то. Тут он призадумался, а я обрадовался – моя взяла, протрезвел. И тут он выдал такое, что призадумался уже я. Вкратце суть сводилась к следующему: если во времена Аристотеля уже знали, что Земля круглая, то это не означает, что это знали все. Невежественный народ еще и в девятнадцатом веке мог в этом сомневаться. И ведь их можно понять – ну как это возможно, чтобы люди вниз головами по земле ходили и в космос не падали? Понять это чрезвычайно трудно, даже после Ньютона. И даже после Эйнштейна с Бором никак невозможно понять – ну как это так, что каждая материальная частица одновременно обладает волновой функцией, то есть является, по сути, волной. Так что нам не привыкать к тому, что физика и астрономия заставляют нас признавать совершенно, казалось бы, невероятные вещи. А замедление времени в движущихся системах? А увеличение массы с ростом скорости? А искривление пространства-времени? Или, оживился он, теория суперструн – с ней вот как быть? — 218 —
|