Я немало досадовал на подобное – пусть и естественно образовавшееся – раздвоение. И там, и там, - были те, кого я любил, к кому тянулся сердцем и кто тянулся сердцем ко мне. Ну не в досаду ли такое?.. ………. Осень. Ночь. Чавкательно-непролазная, обильная в замусоренности и потёмках набережная Упы. Поговорив о многом, многое обсудив и многому улыбнувшись, - мы с Мишей подходим к дому, в пристройке которого проживало – крайне пугая своей необычностью соседей – одиннадцать человек. Осенний дом спал. Окна были тёмными и холодными. Торопливо – за обрывом, за тёмным кустарником – шумела река. Моросил дождик; мягкий дождик, почти тёплый. - Зайдёшь? …Сегодня вечером мы работали с протоком лёгкой энергии, так что – все спят, крепко спят. - Зайду. Посмотрю на них. Мы миновали скрипучие коридоры и зашагнули в кухню. Я включил свет и увидел прямо-таки восторг Миши от зрелища великого множества тараканов, хлынувших по углам. - Ну, куда же вы?! – воскликнул и протянул ладонь. Два таракана, бежавших по тумбочке к стене, развернулись и на полном ходу ткнулись в его ладонь. - Хорошие мои… Страдальцы… …Черноярцев просто-таки обожал насекомых. Мог принимать любой из их образов, общаться на любом расстоянии и с любым видом. Я же к насекомым был нейтрален; из всех соседствующих с людьми форм существования – ближе и роднее всего воспринимались мною деревья. С детства. С многих, многих прежнерождений. Ну а он… Он был протянут – одновременно и равнозначно – ко всем формам-проявлениям, без исключений. Подобные умения и глубина были мне всегда желанны, и – встреченные в ком бы то ни было – вызывали безусловное восхищение. Миша присел на корточки и бережно спустил тараканов на пол. Те не спешили уходить, жались к Мишиным ботинкам. - А твои ребятки их не обижают. Вот оно как… Молодцы! - Мои ребятки никого не обижают. Они хорошие. Голодные только всё время. - Ага… - Миша стеснительно поскрёб макушку. – Я, кстати, тоже… Найдётся какая-нибудь корочка на вашей сиротской кухне? — 68 —
|