Кто мы?

Любовь [91] - это глубокое эмоциональное влечение, сильное сердечное чувство, чувство глубокого расположения, самоотверженной и искренней привязанности.

Любовь [86] - интимное и глубокое чувство, устремленность на другую личность, человеческую общность или идею. В древней мифологии и поэзии - космическая сила, подобная силе тяготению. У Платона и в платонизме эрос- побудительная сила духовного восхождения.

В понимании большинства из нас наша любовь - это любовь к кому-то или чему-то конкретному, т.е. выборочная любовь, включая любовь к себе самому, которая часто близка к эгоизму.

Ни в коем случае нельзя путать любовь с эгоизмом. Эгоизм (чрезмерный) - это только себялюбие. При этом объектом эгоистической любви может быть и другой человек, к которому эгоист испытывает чувство собственника, и любит в нем самого себя. Такая любовь в своей крайности приводит к тому, что человек (и не только отдельный человек, но и любое человеческое сообщество с преобладанием эгоистов) начинает «перетягивать одеяло» на себя и (или) своих близких. Он начинает брать больше, чем положено, и, естественно, рано или поздно «схлопочет» сильное противодействие. Не надо путать любовь и с расчетливым соглашением по принципу: «ты - мне, я - тебе». Неважно, с кем оно заключено - с другим человеком, Ангелом-Хранителем, Богом или Дьяволом. Ведь так трудно определить справедливый эквивалент, а если предлагаемая нами плата не эквивалентна, то снова «залезаешь в чужой карман» со всеми вытекающими последствиями.

Любовь, близкая к эгоизму, автоматически может привести (и в своей крайности действительно приводит) к ненависти ко всем и всему, что не вошло в ореол выборочной любви. Эгоист считает, что оно (не вошедшее) способно в чем-то ущемить, чего-то лишить, что-то недодать, что-то взять у него любимого или у тех, кого эгоист, якобы, любит.

Я знаю одну женщину, которая безумно любит своих детей. Много лет назад она сказала мне, что ради них готова по трупам идти, а совсем недавно с грустью заметила, что хотела бы очень многое изменить в своей жизни, но сделать это уже невозможно. Она любила их так сильно, что считала, что им нет равных, что нет в мире тех «половинок», которые могли бы составить счастье ее детям. Все, что происходило в жизни и хотя бы отдаленно касалось ее детей, рассматривалось ею только с позиции пользы или вреда для них. И если ей казалось, что кто-то (или что-то) наносит им вред, то ненависти ее к этим людям (или обстоятельствам) не было предела. Она была не способна в таких случаях мыслить объективно. Когда ей пытались объяснить, что такая любовь принесет ее детям не пользу, а вред (это и случилось), она отвечала, что материнская любовь святая и не может принести вреда. Все остальные родственники и знакомые были расставлены ею по рангу, исходя из близости родственных отношений или ее симпатий. И всегда прав был тот (вне зависимости от объективных обстоятельств), кто был ей наиболее близок или симпатичен. В отношении всего, что не имело касательства к ее детям и близким ей людям, она была разумным, справедливым, объективным и, к тому же, очень добрым человеком.