По убеждению отцов, зло, хотя и обладает своей действительной силой в истории, не существует само по себе. Зло не есть природа, но состояние природы. Оно не существует, но «присутствует», по мысли псевдо-Дионисия Ареопагита. Оно только возможно. Оно — «модально, а не субстанционально» (так писал отец Сергий Булгаков). И потому зло, во всяком случае, нравственное и социальное зло, никогда не абстрактно и не безлично, но обязательно персонифицировано. Нельзя сказать, что мир зол и несовершенен сам по себе. Он неустроен и поврежден исключительно в силу несовершенств и духовной поврежденности составляющих его свободных личностей. Иначе говоря, зло представляет собой небытие, имеющее свою активность в человеческой воле и через нее привносимое в мир. Св. Григорий Нисский точно подмечал парадоксальность существования человека, поработившего себя злу: «он прибывает как бы в небытии». Зло может быть уподоблено раку, который, не имея собственной сущности, паразитирует на живой клетке, на организме, разрушая и умерщвляя их. Как вы помните, мы говорили о раке как о реакции природы на исчезновение различий между людьми. Правда, в отличие от рака, зло заразно: чем дальше личность отстоит от Бога (который есть источник всякого бытия), тем больше возможность заражения злом, тем зло опасней. Поэтому зло как самостоятельная сущность — «вирус», способный заразить человека собой, не существует и, поэтому, обсуждения не требует. Нам нужно попробовать понять механизм, при посредстве которого человек начинает аккумулировать в себе зло. И это, по крайней мере, в главных чертах, вовсе не сложно сделать. Кто же тогда «князь мира сего»? Кто или что соблазняло Спасителя в пустыне? Что в нашей жизни «модально» и «не субстанционально»? Это — мысль человеческая или, шире, все то, что мы называем сознанием. В самой природе индивидуального сознания, способного отличить себя от другого, заложена идея независимости от Бога, дарующая иллюзию власти над миром. Для того чтобы обрести земную власть, нужно «убить в себе Бога». Спаситель в пустыне боролся с природой человеческого сознания, которое вечно соблазняется идеей мирской власти. Этот соблазн, несомненно, и является «князем мира сего». Нам он хорошо знаком: в начале книги мы назвали этот соблазн мечтой о счастье.... «Князь мира сего» — всего лишь метафора потаенных мыслей. Я думаю, что францисканский монах и гениальный философ Уильям Оккам, изобретая свою «бритву» для мысли человеческой: «Не следует умножать сущности сверх необходимого», имел в виду именно это. — 215 —
|