Эмиль Золя на время работы просто привязывал себя к стулу и через некоторое время признавался, что просто не может работать без веревок. А вот Альфред де Мюссе слагал свои стихи, зажигая свечи и сидя в полном одиночестве за столом. На столе этом стояло два прибора — для него и для любимой женщины из его воображения, которая должна вот-вот прийти и разделить с ним эти стихи и этот ужин. Для кого же еще слагать стихи, если не для нее? Когда она здесь, радом, или вот-вот войдет своей милой, единственной и грациозной походкой, время начнет течь по-другому. Да только умеем ли мы ценить этот волшебный миг? Ведь он бывает не только у гениев. В каждой нашей индивидуальной жизни существуют эти мгновения — мгновения Альфреда де Мюссе или мгновения Ивана Ивановича, так ли это важно? Прикосновения иного времени, которое Тойнби прямо назвал «вечностью», мы испытываем каждый раз, когда чувствуем рядом с собой что-то прекрасное. Подобное чувство описал однажды знаменитый немецкий химик и теоретик философии культуры Вильгельм Оствальд, зафиксировавший в своих воспоминаниях момент, когда ему внезапно «открылись» его научные идеи. «По какому-то поводу я приехал в Берлин (это было весной 1889 или 1890 г.), и вечером у меня опять завязалась оживленная беседа по поводу моих революционных идей с несколькими из моих коллег по специальности, которым, конечно, и в голову не приходило принимать мои воззрения всерьез. Своими усердными шутками над моей энергетикой они скорее старались отбить у меня всякую охоту заниматься ею. Разумеется, все это имело не тот результат, на который они рассчитывали, а прямо противоположный. Слишком мощно развилась новая идея в подсознательной сфере моего духа. После того как мы очень поздно расстались, я лег спать и, проспав несколько часов, вдруг проснулся, охваченный тою же мыслью, и больше уже не мог заснуть. Ранним утром, в 4 или 5 часов, я отправился из своей гостиницы в Тиргартен, и там под солнечным сиянием в это чудесное весеннее утро пережил подлинное откровение — поистине сошествие Духа. Птицы щебетали и перепархивали с ветки на ветку, золотисто-зеленая листва сверкала на фоне ярко голубого неба, бабочки трепетали над цветами в солнечных лучах, и я сам шел в дивном, приподнятом настроении среди великолепия весенней природы. На все я смотрел новыми глазами, и у меня так было на душе, как будто я в первый раз переживал такое блаженство, наслаждаясь великолепием природы. Охватившее меня тогда настроение я могу сопоставить лишь с самыми возвышенными чувствами весны моей любви, от которой тогда меня отделял добрый десяток лет. Без всякого напряжения, даже с положительным блаженным чувством, совершался в моем мозгу процесс формирования энергетического мировоззрения; каждая вещь взирала на меня, как будто я сам как первый человек библейского сказания хожу по раю и даю всякому предмету его истинное имя... — 138 —
|