Я закручивался в вихре трансовых ритмов, наполняя пространство волнами непонятных для меня самого излучений. Между тем, я отказывался давать себе, какие бы то ни было, объяснения. Хотя приоткрывающееся осознание происходящего и выявляло некую парадоксальную закономерность: я перестал искать работу - и она сама нашла меня, я захотел отойти от психотерапии - и поток пациентов буквально обрушился на меня, мое погружение в нудные самокопания были прерваны путешествиями, успешность которых объяснялась лишь предельной открытостью окружающему миру. В этой, словно бы нарочитой противоречивости проступала четкая упорядоченность. Во внешней бессмысленности угадывался определенный смысл. Я стремился к одиночеству - и вынужден был находиться в ситуации интенсивного общения. Я перестал ломать голову над тем, как помочь людям и оставил всякие старания и обнаружил, что все пациенты, прошедшие через мои «бездумные» сеансы, получили эту самую помощь. Обыденная логика ничего не могла объяснить в этом хитросплетении странных чередований. Попытки последовательного анализа ситуации ответа не давали, а медитативные усилия, направленные на то, чтобы «разбудить творческий потенциал бессознательного», дабы он смог светом озарения указать на истину, к сожалению, оставались безуспешными. И мне ничего не оставалось, как снова перейти в качество «нищего духом» и, не мудрствуя лукаво, продолжить свою каждодневную работу. Шла вторая неделя ноября. Я принял последнего пациента. Сел в машину и сквозь заснеженную пелену легкой метели двинулся на Сретенку, домой, отрешенно прислушиваясь к тихому шуршанию колес об асфальт опустевших дорог. Я уже пересекал трамвайные пути в районе Больших Каменщиков, когда мне показалось, что происходит нечто выступающее из-за граней обыденного. Тихо, приземисто застывший Спасо-Даниловский монастырь, что оставался по левую руку, вдруг, словно бы покачнулся в мареве затевающейся московской пурги, и в этот миг чистое белое сияние проникло сквозь лобовое стекло. В середину ночи на мгновенье из какого-то неведомого измерения прорвался дневной свет. И вскоре все затихло, вернулось на прежнее место. Без дальнейших происшествий я пересек Таганскую площадь, но, спускаясь в направлении Китай Города, вдруг, почувствовал, что погружаюсь в состояние, испытанное мною там, на пустынной трассе, пролегающей через степь - ощущение полного самоосознания, четкого и ясного восприятия происходящего и в то же время - абсолютной внеличностности. И в чистом пространстве прозрачного сознания мне открылся ответ на все недоуменные вопросы, которыми я задавался по поводу моего недавнего туманного бытия. — 28 —
|