— Мне доводилось слышать, что миром правят масоны, — высказался один из присутствующих. — Масоны — Дядьки, — быстро возразил лектор, — а миром правят Запредельные. По нашим рядам потусторонним ветерком пробежал легкий ропот. Я же ощутил тихий гул в голове, а в теле — некое подобие невесомости. Вероятно, мы все в этот момент были несколько смущены или даже смятены. Именно тогда я осознал, насколько опасной может быть для человека новая информация. — Вы просто не представляете себе, сколь опасной может оказаться новая информация для человека, — озвучив мои мысли, задумчиво протянула хрипловатая гортань Дядька, заставив тело мое содрогнуться. Я взглянул на него, но глаз не нашел — вместо них на меня взирали две чернеющие бездны, в которых совершенно нельзя было различить ни радужек, ни зрачков. Темнота оставалась неподвижной, будто застывшей, оледеневшей на веки вечные, и через эту неподвижность сквозило небытие. Мне показалось, что в течение нескольких мгновений через меня словно электрический ток, пропускали смерть. Когда же наваждение прекратилось, и я обрел способность к восприятию происходящего, кресло пустовало, а в зале оставалась примерно половина от общего числа присутствующих. Вероятно, оценив мое замешательство, ко мне склонилась женщина лет тридцати с высокой грудью и задумчивыми бровями, участливо поинтересовавшись: — Вам все понятно из того, что сказал Дядек? Я вяло всмотрелся в соседку, проявившую ко мне участие, и только коротко произнес: — А что? — Да нет, ничего, — взыграв плечиками ответила та, — просто вы чуть-чуть закемарили... — Чуть что? — Заснули. — Заснул?! — Ну да. — А давно? — Да нет, минут десять назад. Надо было ему перерыв сделать, тогда бы информация не была бы такой утомительной. — А что я пропустил? О чем он говорил, когда я заснул? — Он говорил о любви к рододендронам. — О чем?! — О том, что рододендроны — такие нежные создания и потому нуждаются в заботе, уходе и ласке. — А что потом? — А потом он объявил перерыв, во время которого каждый из нас может перекусить и даже немного вздремнуть. — Он заметил, что я спал? — Вовсе нет. Он поднялся с кресла и повернулся к окну, в ту же минуту ваша голова свесилась на грудь, а веки сомкнулись. Я думаю, что то, что он отвернулся, дало вам повод несколько расслабиться. Вот вы и расслабились. Она некоторое время помолчала, проникая рукой в полиэтиленовый пакет, что покоился у нее на коленах и, выпростав оттуда небольшой сверток, с добротой в голосе спросила: — Хотите пирожок? Я сама готовила. — 125 —
|