|
бы часто ни видел их, всякий раз был с ними почтителен. Когда сидя в повозке, он встречал человека, одетого в траур, то отвешивал поклон, опершись на поручни. Когда встречал людей, несущих подворные списки населения, был так же почтителен и с ними. При виде роскошного угощения, непременно вставал с выражением почтения на лице. Во время грозы и бури он всегда менялся в лице. X, 26 Когда он поднимался на повозку, то держал спину прямо, ухватившись за веревочные поручни. Сидя в повозке, назад не смотрел, быстро не говорил и распоряжений не давал. XV, 42 Наставник музыки слепой Мянь пришел навестить Учителя. Когда он подошел к крыльцу, Учитель сказал: – Здесь крыльцо. Когда он подошел к циновке, Учитель сказал: – Здесь циновка. Когда оба сели, Учитель объяснил ему: – Здесь сидит такой-то, там сидит такой-то. Когда наставник Мянь ушел, Цзы Чжан спросил: – Следует ли так говорить со слепым музыкантом? Учитель ответил: – Конечно, именно так и надо помогать слепому наставнику. Древний ритуал и новая этика жизни Одним из примеров подражания Конфуция был один из первоправителей Китая Юй, которому легенды приписывают спасение страны от потопа. Юй сумел изменить течение рек, и вода схлынула. Что же в Юе вызывало восхищение Конфуция? «Он с пренебрежением относился к напиткам и пище, но проявлял немалое почтение к душам умерших и духам. Он не заботился о своей одежде, но стремился придать особую красоту траурному одеянию и головному убору». Значит, Юй всегда был готов пожертвовать собой, своим благополучием и даже элементарной сытостью ради исполнения обрядов по отношению к предкам. Подражание древним правителям и предкам для Конфуция далеко не самоцель, это лишь способ настроить свое сознание на те особые «резонансные колебания», которые, исходя от древности, способны напитать Поднебесную и сегодня. Эта часть его проповеди непосредственно связана с его традиционным воспитанием «служителя ритуалов» – своеобразного культового служителя. Но существует и другая часть, которая и позволила этому странному и порою очень резкому в своих суждениях человеку остаться в истории на тысячелетия. Он, равно как и многие духовные наставники того времени, проповедуют некую новую этику, в которой жизнь государства и «жизнь в ритуале», в духовном радении должны уравняться. Призывая «учиться у древности», «измерять себя делами прошлого», он по сути вводит новую этику — 130 —
|