Гляди, как злобно смотрит камень. В нём щели странно глубоки. Сквозь них мерцает хищный пламень. Не думай, то не светляки. Давно угрюмые друиды, Сибиллы древних королей. Отметить какие-то обиды Его призвали из морей. Он вышел чёрный, вышел страшный. И вот лежит на берегу, А по ночам ломает башни И мстит случайному врагу. Летит пустынными полями, За куст приляжет, подождёт. Сверкнёт огнистыми щелями И снова ринется вперёд. Не каждому дано увидеть Его ночной и тайный путь. Но берегись его обидеть, Случайно как-нибудь толкнуть. Он скроет жгучую обиду, Глухое бешенство угроз, Он промолчит и будет с виду Недвижим, как простой утёс. Но где бы ты ни скрылся, спящий, Тебе его не обмануть. Тебя отыщет он, летящий. И дико ринется на грудь. И ты застонешь в изумленьи, Завидя блеск его огней. Заслышав шум его паденья И жалкий треск своих костей. Твоею кровью пьяный, сытый, Лишь утром он покинет дом. И будет страшен труп забытый, Как пёс, раздавленный быком. Через поля, леса и нивы Вернётся к берегу он вновь, Чтоб смыли дружные приливы С него запёкшуюся кровь. Я читал стихотворение, представляя себя то камнем, то человеком, которого этот камень убивает, то сторонним наблюдателем. В состоянии камня волевые эманации, пробуждаемые у меня чтением стихотворения со временем стали формировать чёткий и живой образ камня. Я действительно превращался в него. Моё тело становилось чёрным и мрачным обломком скалы, испещренным глубокими щелями, сквозь которые в темноте сияли зловещие огни, красные и дикие, как глаза хищного зверя. Холодный и кровавый внутренний пламень, который пылал внутри меня, был порождением тёмных дьявольских сил, неполнивших его сознанием беспощадного и неотвратимого, как сама судьба, убийцы. Я уничтожал любого, кто когда-либо прикасался ко мне или кого мне велел уничтожить звучащий откуда-то из моих глубин голос. Я мог летать, подчиняясь силе собственной мысли и, обрушиваясь на врага, чувствовать, как его тело прогибается под моим весом, как хрустят его сминаемые кости и как ручейки тёплой крови ласкают меня, стекая по трещинам. Однажды я настолько погрузился в созданный мной мыслеобраз, что в ответ на прикосновение Учителя к моему плечу, вскочил, словно подброшенный пружиной, влекомый неистовым импульсивным желанием обрушиться на него и уничтожить. — Молодец, — похвалил меня Ли. плотно прижав к земле фиксирующим руку захватом. — Если ты используешь подобный мыслеобраз в реальном бою, ты сможешь сделать то, что станет для твоих противников худшим воспоминанием их жизни. — 132 —
|