— Вроде бы да. — Мне нужно, чтобы ты воспроизвел образ этой стены, — неожиданно категорично потребовал кореец.—Закрой глаза. Я закрыл глаза и вдруг, к моему изумлению, передо мной с неожиданной яркостью и отчетливостью возникла эта стена. Я был действительно поражен, потому что раньше у меня никогда не бывало видений такой силы. Возможно, сказалось мое состояние воспаленного воображения, в какое меня повергали слова и действия человека, к которому я испытывал жгучий интерес и неприязнь одновременно. Еще не исчезло видение стены, как кореец сорвал лист, уже начинающий увядать, с ветки, свешивающейся через стену. —А вот это лист,—сказал кореец, протягивая его мне. Я взял лист, осмотрел его с одной и с другой стороны, подержал в руках и, все еще не понимая до конца, что же он хочет мне сказать, тупо посмотрел на его лицо. — А это—водосточная труба, —сказал азиат и, перейдя узкую улочку, подошел к водосточной трубе, свешивающейся с трехэтажного здания и постучал по ней. — А вот это,.. —начал было он, но тут я не выдержал. —Подожди,—взмолился я,—я и так знаю, что это такое, для чего ты мне это называешь? — Вот в этом все вы, европейцы, — с укоризной произнес он. —Вы никогда не слушаете до конца и поэтому не понимаете простейших вещей. Мы учим язык. Язык общения. Я говорю: — Да я и так знаю, что это водосточная труба. — Но ты же не знаешь, что это именно та водосточная труба. — Какая та водосточная труба? — Черт побери, это та водосточная труба, которую ты, тупица. будешь вспоминать при слове «водосточная труба», когда я буду говорить с тобой. —Послушай-ка, дружок,—сказал я.—а тебе не кажется, что мы слишком стеснены во времени, чтобы разглядывать все составляющие окружающего мира и запоминать их образы? — Времени для постигающего боевое искусство нет, — заявил кореец.—Оно—твоя жизнь. — Я не согласен,—сказал я.—Мне некогда заниматься всякой ерундой в то время, как, в принципе, хочется заниматься лишь полезными вещами. —Это не ерунда,—возразил азиат.—Это твое сознание. Человек, который не мыслит, не может запоминать. Человек, который не запоминает, не может учиться. Человек, который не может учиться, не может мыслить. Следовательно, ты—обезьяна. Я не обиделся на это слово, потому что меня заворожила непонятная логическая цепочка, выстроенная моим собеседником. Увидев, что я не реагирую на оскорбление, он произнес с издевательски-детскими интонациями: — Большая-большая обезьяна! Чувствуя подвох и понимая, что он хочет меня раздразнить и вывести из равновесия, я, улыбнувшись, сказал: — 39 —
|