Тайное учение даосских воинов, путь Шоу-Дао. Книга 1

— Но вы говорите о жизни, а причем же здесь боевое искус­ство?—спросил я.

— Если кто-то мешает ему жить хорошо, он просто проби­вает ему голову, — с выражением явного удовольствия заявил кореец.

Мы доели пончики и начали пить кофе. Качество кофе явно оставляло желать лучшего, и на его поверхности плавали мерз­кого вида пенки.

Кореец набирал кофе в рот и с отвращением сплевывал пен­ки на стол и на пол, отхлебывая кофе с таким шумом, что люди за соседними столиками поневоле оглядывались на него. Коре­ец не обращал ни малейшего внимания на окружающих и лишь время от времени менял положение ног, закидывая их одну на другую и демонстрируя всем замысловатый фасон своих ту­фель. Мысленно я возблагодарил небеса за то, что среди посе­тителей не было моих знакомых.

Под конец нашей беседы, когда кофе был почти допит, я задал вопрос:

— А чему же вы все-таки сами учились?

— Меня обучали секретному искусству, — сказал мой спут­ник,—но об этом искусстве не говорят с первым встречным, даже если он тебя отвел в заведение общественного питания и пожрал за твой счет.

На мгновение я онемел от возмущения и, стараясь казаться спокойным, возразил:

— Но я же не напрашивался, вы сами предложили угостить меня.

— Обидчивость—одна из уязвимых черт, препятствующих воинскому искусству,—с важностью заявил кореец.—Настоя­щий воин не должен обладать эмоциями.

—А вы—действительно настоящий воин?—спросил я.

— Вы знаете, зависит от того, с какой стороны посмотреть, —сказал он.—На земле я ноль, но в воздухе...

— Как понять «в воздухе»?

— Меня с детства учили воинскому искусству, но меня учи­ли драться только в воздухе.

Это заявление меня окончательно заинтриговало. Мы не­много помолчали. Затем, очевидно, заметив, что меня все-таки обидели его слова о том, что он не хочет разговаривать с пер­вым встречным и о дармовом угощении, кореец выдал следую­щий перл:

— В принципе можно простить иностранцу за плохое вла­дение языком. Мне трудно выражать гладко свои мысли. Я ответил:

— Не так уж бугристо вы выражаете их. Вы же сами предло­жили угостить меня. Могли бы этого не делать. Кстати, у меня с собой все равно почти нет денег, поэтому считайте, что пропала ваша трешка или сколько вы там заплатили за обед.

— Я не волнуюсь за трешку, —сказал он, —я волнуюсь за твою душу.

— Вы случайно не миссионер какой-нибудь восточной цер­кви?—спросил я.

—Нет,—ответил азиат,—никакой я не миссионер восточ­ной церкви, я—хранитель великого знания.