|
Девчата и хлопцы окружили старуху – понравилась она всем, – потащили в столовую, а Сеньку пришлось за локоть поворачивать: побрел за ней. И пока бабушка обедала, Сенька сидел на стуле боком и смотрел куда попало, ни одного слова не сказал; не могли даже понять, есть ли у него какой-нибудь голос. Потом бабушку усадили на линейку и повезли на станцию. А Сенька совсем как деревянный, насилу поставили его перед заведующим как следует. Смешно было на него смотреть; хлопец с виду правильный, даже красивенький, а души никаких признаков. И заведующему на вопросы не отвечает, только на один вопрос и ответил. Заведующий спросил: – Так летчиком… хочешь… Семен? Вот тут он и ответил: – Угу! Заведующий и говорит: – Ну, он потом обойдется. Дежурный, веди его куда следует. Дежурил в тот день Виталий Горленко. Подошел Виталий к Сеньке, заметил что-то, просунул руку за воротник и вытащил крестик, маленький, черненький какой-то, на черном шнурке. Виталий рванул, оборвал всю эту святыню, швырнул куда-то в угол дивана, да как заорет: – Что это!.. Предрассудки такие на шее носишь! Мы даже ахнуть не успели. А Виталий покраснел весь, прямо дрожит от злости. – Летчиком он будет! Никакой самолет не выдержит, если крестов навешать! Сенька пришел в себя. Повернулся всем телом градусов так на 35, не больше, глянул в то место, куда крест полетел, и вдруг как заревет. То молчал-молчал, а тут – на тебе – такой голосина, да звонко так, с захлебом. Стоит, как и раньше, без движения и воет. Мы засмотрелись на него с удивлением: до чего человек дикий! Заведующий напал на Виталия, почему, говорит, так нетактично: оборвал, бросил, объяснить нужно… А Сенька все стоит и ревет. Даже Виталий испугался, до каких же пор он будет кричать. Заведующий начал было: – Дружнов, успокойся! Послушай… А Сенька еще выше на полтона взял. – Ну и характер, – сказал тогда Виталий. – Но все равно креста не отдам! Колонист, и с крестом! Тут наконец Сенька заговорил. Не то, что заговорил, а тоже по-своему: повернулся обратно на 35 градусов к заведующему и заладил с растяжкой, с рыданием: – Домой хочу! Домой хочу! И еще раз, и еще раз, да все одинаково, на особый лад, по-деревенскому, на «а»: – Дамой хачу! Заведующий выставил нас из кабинета, а сам его ублажать. А мы вышли в коридор и долго еще слышали, доносилось до нас сквозь дверь: – Дамой хачу! Народ у нас был боевой. Много видели на своем веку, удивляться не умели. А тут, честное слово, стоим в коридоре и глазами друг на друга хлопаем. Виталий говорит: — 322 —
|