|
Семен Павлович редко спускается для педагогического действия, но в семье все совершается от его имени или от имени его будущего недовольства. Именно недовольства, а не гнева, потому что и недовольство папино – вещь ужасная, папин же гнев просто невозможно представить. Мама часто говорит: – Папа будет недоволен. – Папа узнает. – Придется рассказать папе. Папа редко входит в непосредственное соприкосновение с подчиненными. Иногда он разделяет трапезу за общим столом, иногда бросает величественную шутку, на которую все обязаны отвечать восторженными улыбками. Иногда он ущипнет Куриловскую Елену за подбородок и скажет: – Ну?! Но большей частью папа передает свои впечатления и директивы через маму после доклада. Тогда мама говорит: – Папа согласен. – Папа не согласен. – Папа узнал и очень сердится. Сейчас жена Семена Павловича вышла во двор вместе с Олегом, чтобы выяснить, что это за северяне и может ли Олег принять участие в их действиях, вообще выяснить идеологию северян и их практику для доклада папе. Олег Куриловский – сытый мальчик с двойным подбородком. Он стоит рядом с матерью и с большим интересом слушает объяснения Сережи. – У нас война с южанами, они живут в том доме… Надо поставить флаг на Мухиной горе. Сережа кивнул на Мухину гору, светло-желтая вершина которой видна за забором. – Как это война? – спросила Куриловская, оглядывая толпу мальчиков, обступившую ее. – Ваши родители знают об этом? Сережа улыбнулся. – Да что ж тут знать? Мы в секрете не держим. А только, мало каких игр есть? Разве про всякую спрашивать? – Ну да, «про всякую». Это у вас не просто игра, а война. – Война. Только это игра! Как всякая игра! – А если вы раните кого-нибудь? – Да чем же мы раним? Что у нас, ножи или револьверы? – А вон сабли! – Так это деревянные сабли! – Все-таки, если ударить! Сережа перестал отвечать. Ему был неприятен этот разговор, срывающий кровавые одежды с войны между северянами и южанами. Он уже со злостью смотрел на Олега Куриловского и не прочь был причинить ему на самом деле какие-нибудь неприятности. Но Куриловская хотела до конца выяснить, что это за война. – Но все-таки: как вы будете воевать? Сережа рассердился. Он не мог допустить дальнейшего развенчивания военного дела: – Если вы за Олега боитесь, так и не нужно. Потому, что мы и не ручаемся, может, в сражении его кто-нибудь и треснет. А он побежит к вам жаловаться! Все ж таки война! У нас вон какие, и то не боятся! Ты не боишься? – спросил он у Васи, положив руку на его плечо. — 121 —
|