|
– Какой там пленум, товарищ Богомол? – А что за люди ходят? – Какие там люди? – сказал молодой человек. – Люди… разные люди… Ходят здесь… везде ходят… – И будут ходить. А что вы сделаете? Сказав эти слова, молодой человек даже наклонился вперед, так он заинтересовался вопросом, что Богомол может предпринять против хождения людей. Богомол зябко пожал плечами и ничего не ответил. Молодой человек с торжеством оторвался от председателя, стукнул ящиком стола, двинул презрительно плечами: – Как вам угодно, а я ухожу. Он с мужественной решительностью подошел к вешалке и начал гневно надевать пальто: – Пусть попробуют, большевики! Большевики! Молодой человек показал на город. Богомол тупо наблюдал за гневными движениями молодого человека и, когда тот ринулся в дверь, слабо застонал: – Как же так? Товарищ Соколов? И вы уходите? – А вы хотите умереть на посту? – Да что вы? Почему умереть? – Я – в переносном смысле. Все равно: в России наступает анархия! Он вдруг прислушался и подбежал к окну: – Пожалуйста! С музыкой! В окно, как тонкий запах, проникали далекие звуки марша. Соколов с умным сарказмом посмотрел на Богомола: – Это они идут приветствовать… Совет! Советскую власть! Он сардонически рассмеялся в лицо Богомолу и выбежал. Как подстреленный заяц, Богомол закричал ему вдогонку пискливым голосом: – Послушайте! Дверь за Соколовым ударила громко, отскочила, открылась в коридор. В комнату влезли глухие звуки шагов, говор, запах махорки. Богомол прошел в большой кабинет рядом и сел на диван. Когда военный марш наплывом покатился в окно, Богомол поднял глаза к потолку. Очень возможно, что в этот момент он был похож на христианского мученика, на которого из железной клетки выпустили рыкающего льва. А может быть, и не был похож. Но к окну он не подошел и, что происходило на улице, не видел. В коридоре новые шаги застучали весело, шумно, торопливо. Муха в дверях сказал бодро: – Эге! Вот и председатель! Что же ты тут один сидишь? Богомол с суровой усталостью поднялся с дивана, подошел к столу, поднял глаза. Перед ним стояли люди, которых он считал дикими, малоразвитыми, слепыми и темными. А сейчас они ворвались в его комнату, стояли в дверях веселой группой. В окно вливался неприятный, неразборчивый, говорливый шум человеческой толпы. Он грустно улыбнулся Мухе: – Что же, ваша сила, товарищи большевики! – А ты думаешь, сила – это плохое дело? Это очень хорошее дело. Открываем пленум? — 434 —
|