После этого господин Виллих отпустил приемную дочь, испытывая все же некоторые опасения по поводу ее излишней живости и темпераментности, кои и могут явиться причиной повторения позорных поступков. Впрочем, он верил в то, что ее ясный ум и его педагогическое умение все же выведут девушку на путь истинный и что она приобретет достаточную душевную твердость, чтобы решительно расправиться с пороком. К сожалению, через некоторое время Кэтхен опять солгала. [...] Дело было вечером, и мать спрашивала детей, как они в течение дня выполняли свои обязанности. Каждый нашел, чем похвастаться, и Кэтхен не была исключением. Она перечислила все то, что сделала в этот день добровольно, а не по необходимости. Однако она забыла заштопать чулки, но, когда мать ее спросила, выполнена ли работа, обманула ее, ответив утвердительно, надеясь на то, что завтра утром она, как обычно, встанет раньше других девочек и наверстает упущенное. Но это оказалось невозможным. Дело в том, что по своей невнимательности Кэтхен забыла убрать чулки, и они попались на глаза матери, которая, увидев, что они не заштопаны, сразу же положила их в шкаф. Таким образом, задавая ей вопрос о том, выполнено ли задание, она хотела проверить ее честность. Как хотелось ей повторить вопрос или хотя бы строго посмотреть на дочь! Но она хорошо помнила запрет мужа уличать Кэтхен во лжи прилюдно и не нарушила его. Однако в душе она была глубоко обижена тем, что девочка, и глазом не моргнув, опять ей нагло лжет. На следующий день мать встала тоже раньше, чем обычно, т.к. она догадывалась о планах дочери. Войдя в ее комнату, она обнаружила, что Кэтхен давно встала, оделась и что-то в растерянности ищет. Она попыталась протянуть матери руку в знак приветствия и придать своему лицу дружелюбное выражение. Вот тут-то мать и поняла, что наступил самый благоприятный момент. "Зачем ты лжешь мне своим взглядом и выражением лица? - сказала она.- Это ни к чему. Твои уста мне вчера уже солгали. Вот здесь, в шкафу, лежат твои чулки со вчерашнего обеда, как видишь, совершенно незаштопанные. Как ты смела мне вчера опять лгать?" Кэтхен: Ах, мама, я не имею права жить на этом свете. Мать (холодно и отчужденно): Вот твои чулки. Я не хочу тебя сегодня видеть. Можешь идти на уроки, можешь не идти - мне все равно; ты подлая девчонка. После этого мать вышла из комнаты, а Кэтхен, всхлипывая, села за стол и принялась штопать, чтобы как можно быстрее наверстать то, что нужно было сделать еще вчера. Но едва она принялась за дело, как в комнату вошел господин Виллих. На его лице были написаны одновременно строгость и печаль. Отец принялся молча ходить по комнате из угла в угол. — 74 —
|