Отшатнувшись от постели, "усохнув" едва ли ни вдвое, мужчина проговорил с укором: — Зачем же ты так делаешь? Ведь ты сама позвала меня. Ирина в ответ диким голосом завизжала от страха. Ночной гость хмыкнул, круто развернулся на каблуках и шагнул от кровати прочь — но не к двери, в которую вошёл, а к стене. Коршунова увидела его спину, и крик застрял у неё в глотке. У женщины началась икота, а волосы на голове встали дыбом. Ибо она увидела такое, чего никак не ожидала увидать. — Гляжу, — говорит Ирина, — на спине у него нет одежды! Растут там от затылка до пяток густые, довольно длинные волосы, серые какие-то по цвету. Непосредственно на спине и на ягодицах они счёсаны к середине — в результате чего образовалось нечто вроде косицы, бегущей сверху вниз вдоль спинного хребта... Мужчина в элегантном полосатом костюме спереди и голый, волосатый сзади подошёл, не оглядываясь, к стене и шагнул прямо в неё. Стена поглотила его, как море поглощает ныряльщика. И тут в спальню вбежала мать Ирины, а следом за нею вошла её сестра; женщины ночевали в соседней комнате. — Почему ты кричишь? — спросила мать с беспокойством. — Тебе плохо, дочка? — Весь дом переполошила, — встряла тут же сестра, неодобрительно глядя на Ирину, сжавшуюся на постели в комок, захлёбывающуюся слезами. Малость успокоившись, Коршунова рассказала им о происшедшем. Но женщины не поверили ей! Мать, недоверчиво нахмурившись, отправилась в прихожую, проверила там замки на входной двери и, вернувшись, сообщила, что дверь на запоре. Значит, никто посторонний не мог войти в квартиру. А сестра едко проронила: — Надо бы тебе в санатории полечиться. В том, который психических. Утром Ирина Коршунова поделилась событиями минувшей ночи со своими сослуживцами — адвокатами, юридическими консультантами. Те тоже не поверили ей. Их реакция на рассказанное мало чем отличалась от реакции сестры Коршуновой. — Что вы сделали с бумажкой, на которой был записан текст заговора? — спросил я у Ирины. — Изорвала в клочья. А потом спустила клочки в унитаз. — И правильно сделали, — заключил я. — Не следует вмешиваться в дела тьмы, если не знаешь, как от неё защититься... Но вы, наверное, помните текст заговора наизусть? Или уже забыли его? — Да как такое забудешь! Конечно, помню. Слово в слово. — Минуточку. Не произносите его вслух. Напишите текст вот на этой страничке моего блокнота печатными буквами... Написали? Спасибо. И прощайте. Блокнот с той записью вот уже два года лежит среди прочих блокнотов в моём письменном столе. В нём торчит закладка. Изредка, когда бывает на душе особенно скверно — когда неудачи начинают в очередной раз преследовать меня, напластываясь друг на друга, я разламываю блокнот на закладке. Разламываю неторопливо, задумчиво. — 140 —
|