елью, извозчик остановил у белокаменного дома с башенкой на Поклонной горе, построенного отцом. Путь на кладбище лежал мимо него". Б. Гусев вспоминал, как они с бабушкой Елизаветой Федоровной потом часто ездили на Шуваловское кладбище. И случалось, заставали там, в могильной ограде деда, совершенно посторонних людей, бывших его пациентов, приносивших цветы. Еще в ЗО-е годы в округе Удельная-Озерки - пригороде Ленинграда - была жива память о нем, и даже остановка на Поклонной горе называлась "Дача Бадмаева" - так объявляла кондукторша. А двухэтажный белокаменный дом с башенкой у подножия Поклонной горы, известный в литературе как "дача Бадмаева", был реквизирован большевиками уже в 1918 году, и хотя в романе "У последней черты" В. Пикуль пишет, что в 1917 году разгневанный народ сжег его, в действительности до недавнего времени там размещалось отделение милиции, и снесли дом лишь в 1985 году. Лидия Петровна говорила, что, умирая, П. А. взял слово со своей жены Елизаветы Федоровны, чтобы даже в день его смерти она не пропустила приема больных и продолжала его дело. "Через год после смерти отца к нам в дом пришла, прося приюта, бывшая жена моего отца, бывшая генеральша Надежда Васильевна. "Примете?" - спросила она мою маму. "Конечно, оставайтесь... Будем вместе жить", - ответила мама. Надежда Васильевна прожила у нас недолго и скончалась в 1922 году. В матери моей, несмотря на то, что она в заботах об отце, о тибетской медицине иногда и забывала обо мне, - в матери было величие души. Она была широкой натуры человек. Это она доказала еще и тем, что в суровые годы гражданской войны взяла к себе в дом на воспитание двух девочек, моих ровесниц - Ольгу Халишвили, какую-то очень дальнюю родственницу, и Веру Певцову, совершенно постороннюю, дочь знакомой. У обеих девочек умерли родные, и мама не задумываясь приняла на себя заботу о них. Ольга — 93 —
|