ее у Платоши. Та удивилась; однако достала старую-старую книгу в покоробленном кожаном переплете, с медными застежками, всю закапанную воском - и вручила ее Аратову. Он унес ее к себе в комнату - но долго не находил того изречения... зато ему попалось Другое: "Большее сея любве никто же имать, да кто душу свою положит задруги своя..." (Ев. от Иоанна, XV гл., 13 ст.). Он подумал: "Не так сказано. Надо было сказать: "Большее сея власти никто же имать..." "А если она вовсе не за меня положила свою душу? Если она только потому покончила с собою, что жизнь ей стала в тягость? Если она, наконец, вовсе не для любовных объяснений пришла на свидание?" Но в это мгновенье ему представилась Клара перед 475 кой на бульваре... Он вспомнил то горестное выражение на ее лице - и те слезы и те слова: "Ах, вы ничего не поняли^." Нет! он не мог сомневаться в том, из-за чего и для кого она положила свою душу... Так прошел весь этот день до ночи. XV Аратов лег рано, без особенного желания спать; но он надеялся найти отдых в постели. Напряженное состояние его нервов причинило ему утомление, гораздо более несносное, чем физическая усталость, путешествия и дороги. Однако, как ни было велико его утомление, заснуть он не мог. Он попытался читать... но строки путались перед его глазами. Он погасил свечку - и мрак водворился в его комнате. Но он продолжал лежать без сна, с закрытыми глазами... И вот ему почудилось: кто-то шепчет ему на ухо... "Стук сердца, шелест крови...", - подумал он. Но шепот перешел в связную речь. Кто-то говорил по-русски, торопливо, жалобно - и невнятно. Ни одного отдельного слова нельзя было уловить... Но это был голос Клары! Аратов открыл глаза, приподнялся, облокотился... Голос стал слабее, но продолжал свою жалобную, поспешную, по-прежнему невнятную речь... Это, несомненно, голос Клары! Чьи-то пальцы пробежали легкими арпеджиями по клавишам пианино... Потом голос опять заговорил. Послышались более протяжные звуки... как — 421 —
|