сцене, упала. Корчи... корчи... ичерезчасидухвон* Да разве я тебе этого не рассказывал? И в газетах об этом было' У Аратова внезапно похолодели руки и в груди задрожало. - Нет, ты мне этого не рассказывал, - промолвил он наконец. -И ты не знаешь, какая это была пьеса? Купфер задумался. - Называли мне эту пьесу... в ней является обманутая Девушка... Должно быть, драма какая-нибудь. Клара была Рождена для драматических ролей... Самая ее наружность. Но 479 куда же ты? - перебил самого себя Купфер, видя, что Аратов берется за шапку. - Мне что-то нездоровится, - отвечал Аратов. - Прощай... Я в другой раз зайду. Купфер остановил его и заглянул ему в лицо. - Экой ты, брат, нервический человек! Посмотри-ка на себя... Побелел, как глина. - Мне нездоровится, - повторил Аратов, освободился от руки Купфера и отправился восвояси. Только в это мгновение ему стало ясно, что он и приходил-то к Купферу с единственной целью поговорить о Кларе... "О безумной, о несчастной Кларе..." Однако, придя домой, он опять скоро успокоился - до некоторой степени. Обстоятельства, сопровождавшие смерть Клары, скачала произвели на него потрясающее впечатление; но потом эта игра "с ядом внутри", как выразился Купфер, показалась ему какой-то уродливой фразой, бравировкой - и он уже старался не думать об этом, боясь возбудить в себе чувство, похожее на отвращение. А за обедом, сидя перед Платошей, он вдруг вспомнил ее полуночное появление, вспомнил эту куцую кофту, этот чепец, с высоким бантом (и к чему бант на ночном чепце?!), всю эту смешную фигуру, от которой, как от свистка машиниста в фантастическом балете, все его видения рассыпались прахом! Он даже заставил Платошу повторить рассказ о том, как она услышала его крик, испугалась, вскочила, не могла разом попасть ни в свою, ни в его дверь, и т. д. Вечером он с ней поиграл в карты и ушел в свою комнату немного грустный, но опять-таки довольно спокойный. — 425 —
|