|
- Но это вы забываетесь, сэр!.. - свирепо воскликнул потерявший всякое терпение полковник. - Вы оскорбляете женщину и грозите ей!.. К тому же она гражданка свободной Америки и вовсе не русская... т. е. не такая русская, за какую вы ее принимаете!.. - поправился он, встретив мой негодующий взгляд. - Извините меня, полковник, и предоставьте мне самой, прошу вас, право защищать себя... Прежде всего я русская; русской родилась и русской умру, я русская в душе, если не на паспорте... Стыдитесь! Неужели вы желаете, чтоб эти господа уехали, увозя с собою впечатление, что пред их нелепой выходкой и дерзостями я готова была отречься от родины и даже от своей национальности. - Оно было бы, пожалуй, и осмотрительнее, - ядовито заметил другой англичанин. - Осмотрительнее может быть, но никак не честнее. Во всяком случае, - добавила я, обращаясь снова к первому, - весьма сожалею, если ваше замечание о том, что в "британских владениях русским не место" факт, а не пустая с вашей стороны дерзость. В наших, в русских владениях, как, например, в Грузии и на Кавказе, находится место всякому иностранцу, даже десяткам нищих англичан, которые приезжают к нам без сапог, а уезжают с миллионами в карманах... И, видя, как при этих словах исказилось лицо у заступника британских привилегий, я позвала индусов и, повернувшись к прочим спиной, ушла в сад. У Нараяна глаза налились кровью, а бабу, у которого с лица пот катил градом от сдержанного бешенства, бросился, как был одетый, под высокобьющий водомет и стал прыгать, фыркая под водяной пылью, "чтобы хоть немного освежиться и очистить себя от оскверненной бара-саабами атмосферы!" - орал он на весь сад. Мне было невыразимо горько; не за себя, конечно, а за этих ничем неповинных оскорбляемых индусов, осужденных какою-то фатальной силой на вечное, ничем не заслуженное поругание. Что меня принимали за шпиона, сделалось теперь очевидностью, которая при других обстоятельствах только бы меня смешила. Я и теперь чувствовала одно презрение к "победителю", до того трусливому, что он, очевидно, страшился влияния одинокой женщины на умы миллионов "побежденных". В другое время оно бы, пожалуй, даже очень польстило моему самолюбию и вообще было бы весьма смешно, "когда бы не было так грустно", да вместе с тем и опасно. Меня страшило то, что вместо услуг индусам - членам нашего Общества, я могу сделаться, из-за одного того, что я русская, предлогом к их преследованию и разным придиркам со стороны их "начальства". Россия и все русское беспрерывный кошмар Англо-Индии. Чем ближе к Гималаям, тем сильнее русский "домовой" душит по ночам всякого британского чиновника. А у страха, говорят, глаза велики, и он из белого, пожалуй, сделает черное... — 233 —
|