|
Спрашивающий. Все это весьма туманно. В чем же Вы делаете больше, чем христиане? Теософ. Главное не то, что мы, члены Теософического Общества, делаем — хотя многие из нас делают все от них зависящее — но насколько ближе подводит к добру Теософия, чем современное христианство. Я говорю — действие, усиленное действие, вместо одного намерения или болтовни. Человек может быть таким, как ему нравится, самым болтливым, эгоистичным, жестокосердным из людей, даже отъявленным мошенником, что не будет мешать ему называть себя христианином, и другим людям считать его таковым. Но ни один Теософ не имеет права на это имя, если он до глубины души не проникся правильностью трюизма Карлейля: "Целью человека является действие, а не мысль, какой бы благородной она ни была", и если он не берет за образец ежедневной жизни эту истину. Провозглашение правды — еще не претворение ее, и чем более громко обсуждается добродетель или долг, вместо того, чтобы воплощать их, тем более вероятно, что они останутся одним из плодов Мертвого моря. Ханжество — самый отвратительный из всех пороков, и ханжество же — наиболее выдающаяся черта самой большой протестантской страны этого века — Англии. Спрашивающий. Что Вы считаете долгом человечества вообще? Теософ. Полное признание равных прав и привилегий для всех, без различия расы, цвета, социального положения или рождения. Спрашивающий. Когда, Вы считаете, этот долг не исполняется? Теософ. Когда есть малейшее посягательство на право другого — будь то человека или нации, когда по отношению к нему в чем-либо не проявляется такая же справедливость, доброта, внимание и милосердие, каких мы хотим для себя. Вся современная политическая система построена на забвении таких прав и на крайне неистовом отстаивании национального эгоизма. Французы говорят: "Каков хозяин, таков и работник"; им следовало бы добавить: "Какова национальная политика, таковы и граждане". Спрашивающий. Занимаетесь ли Вы политикой? Теософ. Как Общество, мы старательно избегаем этого, по причинам, о которых я скажу ниже. Попытка добиться политических реформ до тех пор, пока не появятся изменения в человеческой природе, подобна наливанию нового вина в старые мехи. Сделайте так, чтобы люди почувствовали и распознали в глубине своего сердца, в чем состоит их истинный, настоящий долг по отношению ко всем людям — и любое старое злоупотребление силой, любой несправедливый закон в национальной политике, основанный на человеческом, социальном и политическом эгоизме, исчезнет сам собой. Глуп тот садовник, который надеется со своей клумбы удалить ядовитые растения, срезая их с поверхности почвы, вместо того, чтобы вырвать их с корнем. Никогда не будет достигнута ни одна прочная политическая реформа с тем же самым эгоистичным человеком во главе всего, что и раньше. — 125 —
|