|
Спрашивающий. На что Вы намекаете? Теософ. Это касается доктрины Искупления. Я ссылаюсь на опасную догму, в которую Вы верите и которая учит нас, что не имеет значения, насколько бы ни было огромно наше преступление против законов Бога и человека, мы только должны верить в самопожертвование Иисуса для спасения человечества, и его кровь смоет любое пятно. Уже двадцать лет я проповедую против нее, и теперь я могу привлечь Ваше внимание к параграфу из "Разоблаченной Изиды", написанной в 1875 году. Вот чему учит церковь и с чем мы боремся: "Милость Господня безгранична и неизмерима. Невозможно представить себе такой ужасный человеческий грех, чтобы цена, уплаченная для искупления грешника, не искупила его тысячекратно. И, кроме того, никогда не поздно раскаяться. И хотя обидчик ждет до последней минуты последнего часа последнего дня своей смертной жизни, пока его побледневшие губы произнесут признание веры, он может идти в рай; умирающий вор сделал это, а также многие другие, столь же подлые. Таковы предположения Церкви и Духовенства, предположения, вбиваемые в головы Ваших соотечественников любимыми английскими проповедниками, как раз в `свете XIX столетия'", этого наиболее парадоксального века из всех. Ну, и к чему же это ведет? Спрашивающий. Разве это не делает христиан счастливее, чем буддистов и браминов? Теософ. Нет; во всяком случае, образованных людей, поскольку большинство из них уже давно утратили всякую веру в эту жестокую догму. Но тех, кто еще верит в нее, она легче приводит к порогу любого мыслимого преступления, чем другие известные мне догмы. Разрешите мне еще раз привести цитату из "Изиды": "Если мы выйдем из узких рамок веры и посмотрим на Вселенную, как Целое, сбалансированное совершенным соответствием частей, — как голос логики и даже самый слабый проблеск Справедливости восстает против этого Искупления чужой вины! Если бы преступник грешил только против себя, и не причинял зла никому, кроме себя, если бы искренним раскаянием он мог вызвать уничтожение прошлых событий, не только из памяти человека, но и из нетленной памяти, которую ни одно Божество — даже Высшее из Высших — не может заставить исчезнуть, тогда эта догма могла бы быть понятой. Но утверждать, что кто-то может причинить вред своему собрату, убить, нарушить равновесие в обществе и естественный порядок вещей, а затем — по причине трусости, надежды или по принуждению, не имеет значения — будет прощен только потому, что верит, что пролитие крови одного смывает другие кровопролития — это же абсурд! Может ли быть уничтожен результат преступления, даже если само преступление будет прощено? Последствие причины никогда не сводится к границам самой причины, так же как результат преступления не может быть ограничен только обидчиком и его жертвой. Любое доброе, так же как и злое действие имеет свои последствия, такие же очевидные, как и те, что производит камень, брошенный в воду. Улыбка банальна, но это лучшее, что было когда-либо придумано, так что давайте прибегать к ней. Концентрические круги, больше и интенсивнее, в зависимости от того, больше или меньше производящий возмущение объект; даже мельчайший камешек, нет, мельчайшая крупинка производит свои колебания. И эти колебания не только видимы и поверхностны. Ниже, невидимо, во всех направлениях — в стороны и вниз — капля толкает каплю, пока берегов и дна не коснется эта сила. Более того, воздух над водой возбуждается, и это возбуждение проходит, как говорят нам физики, от слоя к слою в пространстве во веки вечные Материи дан импульс, и он никогда не прекратится и не может быть возвращен... — 121 —
|