|
В той части своей книги, которая трактует о способах аллегорического изложения, он пишет относительно жертвоприношения Исаака, как о "типическом новозаветном откровении". "В подтверждение этого замечания следует иметь в виду, что в церкви имелось, по-видимому, традиционное объяснение этих исторических типов, идущее от Апостолов, но хранившееся в числе тайных учений, так как они считались опасными для большинства слушателей. Апостол Павел в послании к Евреям дает нам пример такой традиции, одновременно как существующей и как сокровенной (хотя бы и доказано было, что она еврейского происхождения). Останавливаясь в начале в нерешительности и вопрошая своих братьев верят ли они, он не без колебания сообщает евангелическую схему повествования о Мельхиседеке, как внесенную в книгу Бытия"*59. Социальные и политические потрясения, которые сопровождали распадение Римской империи, раздирали ее обширное тело, и даже христиане были вовлечены в водоворот эгоистических взаимно враждующих интересов. Но и в эту эпоху встречаются местами разбросанные указания на особые знания, сообщавшиеся вождям и учителям Церкви, знание небесных Иерархий, наставления, даваемые ангелами и т. п. Но недостаток подходящих учеников вызвал закрытие Мистерий как общественного учреждения, известного современникам, и учение передавалось все более и более сокровенно тем душам, которые появлялись все реже и реже, душам, знания, чистота и благоговение которых делали ли бы их способными воспринимать эти учения. Перестали существовать школы, в которых давались предварительные знания, а с исчезновением их совершилось и неизбежное: "закрылась дверь". Тем не менее, можно проследить в Христианстве два течения, которые имели своим источником исчезнувшие Мистерии. Одно — течение мистического познания, вытекавшее из Мудрости, Гнозиса, которое сообщалось в Мистериях; другое мистического созерцания, составлявшего также часть Гнозиса и приводившего к экстазу, к духовному видению, хотя это последнее, разъединенное от истинного знания, редко достигало до истинного экстаза и легко увлекало или в низшие области невидимых миров, или терялось среди разнообразного скопления тонких сверхфизических форм, объективно видимых для внутреннего зрения — которое преждевременно раскрывалось благодаря постам, бдениям и напряженному вниманию формам, порожденным по большей части мыслями и эмоциями самого ясновидца. Но даже и в том случае, если видимые формы не были его собственными мыслеобразами, они были видимы через призму искажающей среды предвзятых идей и верований, и, благодаря этому, делались в большинстве случаев недостоверными. Тем не менее, некоторые из видений были подлинно небесного происхождения, и Иисус действительно появлялся время от времени своим последователям, и Ангелы осеняли своим светлым присутствием келью монаха или монахини, озаряя уединение восторженных молитвенников и терпеливых искателей Бога. Отрицание возможности таких переживаний уничтожило бы в самом корне самую суть того, что составляло твердую веру всех религий и опытное знание всех оккультистов; взаимное общение между духом воплощенным и духом облеченным в более тонкие покровы, соприкосновение души с душой, преодолевающее телесные преграды, раскрытие Божественности в человеке, реальное знание жизни за пределами смерти. Бросая беглый взгляд на истекшие века, мы находим, что в христианстве не было ни одного периода, когда бы оно было совсем лишено Мистерий. "Около конца пятого столетия, как раз в то время, когда древняя философия вымирала в школах Афин, спекулятивная философия неоплатоников проникла в христианскую мысль и укрепилась в ней благодаря литературным подделкам ЛжеДионисия. Учения Христианства были к тому времени так твердо установлены, что Церковь могла смотреть без страха на их символические или мистические толкования. Поэтому автор "Theologia с незначительными изменениями — развивать учения Прокла в систему эзотерического Христианства. Бог есть неизреченный и сверхсущественный Единый, возвышающийся даже над самим добром. Поэтому "отрицательная теология", которая поднимается от творения к Богу, отбрасывая один за другим все определенные предикаты приведет нас ближе всего к истине. Возвращение к Богу есть приведение к концу всего и цель, указанная Христианским учением. Те же доктрины были проповедуемы, но с еще большим церковным рвением, Максимом Исповедником (580 -622). Максим представляет собой завершение спекулятивной деятельности Греческой Церкви, но влияние ЛжеДионисовских писаний было перенесено в девятом веке на Запад Эригеной, спекулятивный дух которого положил начало как схоластике, так и мистике средних веков. Эригена перевел Дионисия на латинский язык вместе с комментариями Максима Исповедника, и его система основана существенным образом на их системах. Произошло усыновление "отрицательной теологии" и Бог стал определяться как Сущность без предикатов, возвышающаяся над всеми категориями и поэтому не без основания называемая Ничто (Ни-Что). Из этого Ничто или из этой непостижимой Сути вечно создается мир идей или первичных причин. Это есть Слово или Сын Божий, в котором существуют все вещи, поскольку они имеют действительное существование. Всякое существование есть теофания, и Бог есть начало всех вещей, так Он же есть и их конец. Эригена учит восстановлению всех вещей под формой adunatio или deoficatio Дионисия. Это — прочно сложившееся очертание того, что может быть названо философией мистики в христианские времена, и достойно удивления, с какими малыми изменениями повторяются они из века в век"*60. В XI веке Бернард Клервосский (1091-1153) и Гугон Сен Викторский продолжают мистическую традицию: в следующем столетии Ричард Сен Викторский: а в XIII веке Св. Бонавентура, прозванный Серафическим Доктором, и великий Фома Аквинат (1227-1274). Влияние Фомы Аквината господствует в Европе средних веков благодаря силе его характера не менее, чем благодаря его учености и благочестию. Он утверждает "Откровение", как один источник знания, а св. Писание и предание как два русла, по которым протекает этот источник. Что же касается влияния Дионисия, которое можно проследить в его писаниях, то оно связывает его с неоплатониками. Вторым источником знания он считает Разум, и здесь двумя руслами являются Платонова философия и методы Аристотеля. Союз с последним не принес Христианству блага, ибо Аристотель стал препятствием для развития высшего мышления, как это обнаружилось в судьбе Джордано Бруно, пифагорейца. Фома Аквинат был канонизирован в 1323 г., и этот великий доминиканец остается олицетворением слияния теологии с философией, слияния, которое являлось целью его жизни. Оба они принадлежат западноевропейской Церкви, оправдывая ее притязание на право считаться хранительницей святого факела мистического учения. Вокруг нее возникло много сект, считавшихся еретическими, но имевших истинные традиции священного тайного учения. Каттары и многие другие преследуемые Церковью, ревниво сохранявшей свой авторитет и боявшейся, как бы ее святые жемчужины не перешли в ведение нечестивцев. В этом же столетии св. Елизавета Венгерская сияет кротостью и чистотой, а Экхард (1260-1329) оказывается достойным наследником Александрийской Школы. Экхард учил, "что Божественное естество есть абсолютная Сущность (Wesen), непознаваемая не только для человека, но и для Самой Себя; это естество есть тьма и абсолютная неопределимость, шествованию. И в то же время Он есть потенциальность всех вещей, и в Его природе — путем триадического процесса прийти к осознанию Себя как Триединого Бога. Творчество не есть временный акт, но вечная необходимость божественной природы. "Я также необходим для Бога, — любил повторять Экхард, — как Бог необходим для меня. В моем познании и в моей любви Бог познает и любит Себя"*61. В четырнадцатом столетии за Экхардом следовали Иоан Таулер и Николай Базельский, прозванный "Другом Божиим в Оберланде". Благодаря им возникло "Общество Людей Божиих", истинных мистиков и последователей древней традиции. Дж. Мид замечает, что Фома Аквинат, Таулер и Экхард были последователями ЛжеДионисия, который придерживался учений Плотина, Ямблиха и Прокла, которые — в свою очередь — следовали учениям Платона и Пифагора*62. Так неразрывно связаны вместе все последователи божественной Мудрости во все века. По всей вероятности один из "Друзей" был автором мистической книги Die Deutsche Theologie, на долю которой выпала любопытная судьба быть одобренной Стаупицем, генеральным викарием Августинского Ордена, который рекомендовал ее Лютеру, до того восхищавшемуся этим произведением, что он издал ее в 1516 г. как книгу, которая должна бы занимать место непосредственно после Библии и писаний Св. Августина. Другим "Другом" был Рейсбрук, под влиянием которого наряду с влиянием Гергарта Грота возникло Братство Общей Жизни — Союз, который должен оставаться навеки памятным ввиду того, что между его членами находился сам Король мистиков Фома Кемпийский (1380-1471), автор бессмертного Подражания Христу. В течение двух следующих столетий более интеллектуальная сторона мистицизма выступает сильнее, чем экстатическая, которая преобладала в Обществах XIV века. Появляется Кардинал Николай Кузанский и Джордано Бруно, этот замученный странствующий рыцарь философии, и Парацельс, так жестоко оклеветанный ученый, черпавший свои знания непосредственно из подлинного восточного родника, вместо того чтобы пользоваться греческим источником. Шестнадцатое столетие было ознаменовано рождением Якова Бёме (1575-1624), этого "вдохновенного башмачника", Посвященного, проходившего через временное затмение, который был жестоко преследуем непросвещенными людьми. Затем появилась святая Тереза, многострадальная и жестоко гонимая испанская святая, и Св. ИоанделаКрус, являвший собой пылающий огонь могучей любви к Богу, и Св. Франциск деСал. Мудро проявил себя Рим, возведя их в сан святых, гораздо мудрее, чем Реформация, которая преследовала Бёме; это и не могло быть иначе, так как дух Реформации был в сильнейшей степени враждебен мистике, и всюду, где проносилось его дыхание, прекрасные цветы мистицизма увядали, как под напором сирокко. Но хотя Рим и канонизировал Терезу после ее смерти, он немало мучил ее во время жизни, и так же поступал он с гжей де Гюйон (1648-1717), истинной представительницей мистики и с Мигелем де Молинос (1627-1699), достойным стать рядом с Иоанном делаКрус, который поддерживал в семнадцатом веке высокое настроение мистика, перешедшее у него в особую пассивную форму — квиэтизм. В том же веке возникла школа платоников в Кэмбридже, выдающимся представителем которой является Генри Мор, а также Фома Воган и Роберт Флудд, Розенкрейцер. В этом же веке образовалось Филадельфийское Общество, и мы видим в нем Уильяма Лоу (1686-1761), деятельно проявлявшегося в восемнадцатом столетии, и Св. Мартина (1743-1803), писания которого так очаровывали многих любителей религиозной литературы девятнадцатого века. Следует также упомянуть Христиана Розенкрейца (умершего в 1484 году), основавшего мистическое Общество Розового Креста, ставшее известным, начиная с 1614 года, и которое владело истинным знанием; дух этого мистика возродился в графе С. Жермен, в этом таинственном существе, которое то появляется, то снова исчезает во мраке, освещаемом по временам зловещими вспышками, конца восемнадцатого века. Мистиками были также и квакеры; эта сильно преследуемая секта "Друзей" искала просветления путем внутреннего света и вечно прислушивалась к внутреннему голосу. И многих других мистиков можно назвать, "которых мир был недостоен"; в числе их была и прекрасная мудрая Мать Ульяна из Норвича, жившая в 14 веке и многие жемчужины Христианства, слишком мало известные миру, но которых вполне достаточно для того, чтобы оправдать Христианство перед миром. Тем не менее, преклоняясь благоговейно перед этими Детьми Света, появлявшимися то тут, то там в истекшие столетия, мы принуждены отметить в них отсутствие того соединения проницательного ума и пламенеющей любви к Богу, которые сливались в одно целое благодаря методам подготовления к мистериям, и в то же время, как мы изумляемся высоте их полета, мы не можем не пожалеть, что их редкие дарования не получили развития под влиянием великолепной disciplina arcani. Альфонс Констан, более известный под псевдонимом Элифаса Леви, хорошо выразился об исчезновении Мистерий и о необходимости их восстановления. "Великое несчастие выпало на долю Христианства. Измена Мистериям со стороны ложных гностиков — ибо истинные гностики, т. е. те, которые знают, были Посвященными первоначального Христианства имела последствием то, что Гнозис был отринут и Церковь отвратилась от высших истин Каббалы, заключающей в себе все тайны трансцендентальной теологии... Да станет абсолютная наука и высший разум снова достоянием народных вождей; да вооружится священническое и царственное искусство двойным скипетром древних посвящений — и тогда мы увидим, что социальный мир выйдет из своего хаоса. Не уничтожайте святые изображения, не разрушайте храмы, ибо храмы и изображения необходимы для людей; но изгоните наемников из дома молитвы, не допускайте слепцов быть вождями слепых, восстановите Иерархию разума и святости и признавайте лишь знающих учителями тех верующих"*63. Но захотят ли Церкви наших дней восстановить мистическое учение, Малые Мистерии и таким образом подготовить свою паству к восстановлению Великих Мистерий, привлекая снова Ангелов в качестве Наставников и имея Иерофантом Божественного Учителя Иисуса? От ответа на этот вопрос зависит будущее Христианства. — 20 —
|