О реакции Я.Б. Зельдовича на чудеса теории относительности было сказано выше. Другой специалист в области теоретической физики – В.Д. Захаров под впечатлением провала модерных новаций науки в попытках найти выход переходит к неомодерну. Ориген и И. Скот выступали за подтверждение веры разумом, то есть за слияние науки с религией. Наука возможна как метафизика – по Плотину, метафизика возможна как наука. В физике причинность двояка: 1) она исходит от природы, естественная причинность; 2) она исходит от метафизики, божественная причинность. Отсюда противоречия между физикой и метафизикой. «Всякая ссылка на волю божию категорически признавалась недопониманием с точки зрения физики» [135]. Между тем ньютоновская научная парадигма зиждется на фундаментальных физических постулатах мгновенного дальнодействия, абсолютных пространства и времени, концепции материальной точки, принципа инерции. Физика И. Ньютона – теологическая наука, в ней «система отсчета … определяется через движение, в свою очередь определяемое через систему отсчета» (с. 100). С позиций натурализма далее отвергается идея движения по инерции. Принцип инерции метафизичен (это к устранению в ОТО инерциальных систем отсчета и переходу к ускоренным системам). Масса, сила, ускорение – метафизические величины, введенные И. Ньютоном – автором теории-тавтологии, называемой классической механикой. В физической теории «истинность – это согласованность теории со всей известной совокупностью допустимых разумом феноменов – фактов опыта». Факт умом допускается, а надо сначала хотя бы его заметить. Согласно теореме Э. Нётер, классическая механика – теория тавтологий. Это цена за стремление избежать картезианской метафизики и удовлетворить опытным данным. Неомодерная метафизика становится средством привлечения бога в физические процессы. Умозрительный «эксперимент» в науке – перенаименование метода абстракций. Справедливо узкоспециальное замечание: для эффекта инерции, сил инерции нельзя указать источник. А. Пуанкаре говорил, что в эксперименте мы оперируем с телами, а не с пространством [136]; то же самое с временем. Но в проблеме инерции нет тел-источников (о далеких «соглядатаях» Э. Маха забыли), а объяснение инерции свойствами пространства никто не предлагает. Вслед за французским ученым В.Д. Захаров предлагает силу F (и напряженность поля), или множество сил F, связывать в единую методологическую доктрину с геометрией физического пространства G, или с множеством «доступных разуму» геометрий G (с. 104). Получается некий гибрид F + G, в котором можно менять веса значимости двух слагаемых. Далее «умозрительный эксперимент»: «Только совместное действие «суммы» (G + F) доступно экспериментальной проверке, по отдельности же ни G, ни F не проверяемы: G выбирается по нашему произволу, и само разделение «суммы» на G и F целиком определено нашим произволом». В этом замечании видно не только волевое неокантианство, но и волевой позитивизм со «свободой воли», вошедшие в «плоть и кровь» естествознания ХХ века свыше вместе с метафизикой от господа бога. «Идея опытного обоснования геометрии приводит нас к неизбежному тупику: считая истинной ту геометрию, которая адекватно описывает наблюдаемый внешний мир, мы принимаем за истину бессмыслицу, потому что в рамках феноменологической теории внешний мир может быть адекватно описан любой геометрией… Выбор геометрии – это выбор соглашения… Пространство обнаруживает себя, но не через физику, а через метафизику… Принцип инерции делает пространство метафизическим понятием, не обнаруживаемым на опыте» (с. 105). Однако в СТО сначала вводится пространство Г. Минковского, а затем отсюда, из данного божественного акта, вытекает вся метафизическая суть картезианства, но не в этом разбирательстве замысел неомодерна. — 89 —
|