Искусство толкования. Часть 2.

«Все мое», сказало злато;

«Все мое», сказал булат.

«Все куплю», сказало злато;

«Все возьму», сказал булат.

Пушкин отдает предпочтение как будто бы «булату» - ос­тавляет ему последнее слово. Но похоже, что в человеческой истории постепенно все большую роль играет «злато», хотя и «булат» продолжает оставаться силой.

Впрочем, соревнование этих сил шло с переменным успе­хом еще в начале XIII в. Л.Н. Гумилев рассказывает: «Основной проблемой, ставшей перед Чингисханом накануне его смерти, было отношение к побежденным. Одна тенденция заключалась в том, чтобы удержать их в покорности силой, вторая - что­бы привязать их милостью. Вторую линию пытался провести Джучи [старший сын Чингисхана - П.Е.] и заплатил за это жизнью. <...> Но подлинная власть в стране принадлежала уже не ханам и царевичам, а иноземцу, чиновнику Елюй Чуцаю» (82, стр. 194-195). Елюй Чуцай был канцлером у Чингисхана, а потом и у его сына и преемника Угедея. «Согласно монгольс­кому закону, - продолжает Л.Н. Гумилев, - город, не сдав­шийся до того, как были пущены в ход осадные орудия, должен быть вырезан до последнего человека». Но «Елюй доказал, что истребление жителей города нанесет ущерб казне, и представил цифру дохода, который можно получить, поща­див жителей. Угедей согласился с ним» (82, стр.196). Это бы­ло уже после смерти Чингисхана. «Злато» победило.

Обширность завоеваний чингисидов (от Китая до Адриа­тического моря) историк объясняет, между прочим, и тем, что они включали в свое войско покоренные племена и умели привязать их к себе.

Вместе с ростом социальных потребностей и изменением способов их удовлетворения уточняется и развивается пред­ставление о самом «месте» в человеческом обществе - повы­шается требовательность к этому «месту». Можно предпола­гать, что одно повиновение, даже самое рабски безусловное, перестает удовлетворять потребность в «месте» среди людей, как не удовлетворяет ее абсолютная власть пастуха в стаде.

Искомым «местом» становится не только фактическая власть, но и признание ее правомерности, уважение и даже любовь к ней возможно более широкого окружения. Атрибу­ты власти иногда делаются чуть ли не дороже ее самой. Ав­торитетность, всеобщее признание становятся для многих «местом» более привлекательным, чем право распоряжаться, не подкрепленное уважением окружающих.

Но и сама авторитетность выглядит в разных условиях раз­лично. Когда господствует физическая сила оружия - она и авто­ритетна еще до ее практического применения. Поскольку набира­ют силу знания, делаются авторитетны и они. В. Шкловский приводит любопытное в этом смысле признание Ч. Чаплина: «В мире существует своеобразное братство людей, страстно стремящихся к знанию. И я был одним из них. Но мое стремление к знаниям было не так уж бескорыстно. Мною руко­водила не чистая любовь к знанию, а лишь желание оградить себя от презрения, которое вызывают невежды» (см.: 324, стр.187).