Потом все было, как в обычном сценарии древней сказки: Луций самым непредсказуемым и шокирующим образом умер в Марселе, а ровно через два года после легкого ранения в военном походе в Армению не менее таинственно при лечении раны умер и Гай. Впрочем, римское общество не было оглушено: агенты влияния Ливии сумели скорректировать мнение всех сословий в пользу возвращающегося из изгнания Тиберия. После семилетнего отсутствия сына, сопровождавшегося неизбежным падением его авторитета и политического влияния, Ливия уже видела в нем бо?льшие перспективы, чем в императоре. И дело было вовсе не чувствах, а в жестоком прагматическом расчете. Тиберий был смирен и подавлен, им она могла управлять, как марионеткой из кукольного театра. Просчитывая замену Августа на властном Олимпе, Ливия заботилась в первую очередь о себе, а не об удовлетворении амбиций сына. Если бы существовал другой человек, способный дать ей дирижерскую палочку для незаметного управления римским оркестром в виде сената, она, не задумываясь, сделала бы шаг в его пользу. Но такого человека не было, а Тиберий был сделан из того же жуткого теста, что и она сама. Их связь была основана на вероломстве и жестокости, поэтому они хорошо понимали поступки друг друга, им было легче договориться. Август же был подкошен молодыми смертями, он сдавал позиции, видя теперь в Ливии единственную опору. Молчаливого и скрытного Тиберия он не любил, но с подачи жены пришел к выводу, что в создавшейся ситуации этот угрюмый, словно восставший из могилы человек, внушающий своей суровой рассудительностью страх и уважение одновременно, является единственной гарантией его личной безопасности и спокойствия империи. Он не знал, что Тиберий уже поклялся матери слушать ее до конца своих дней за обещание вернуться в Рим. И вот цель достигнута: в какой‑то странной пелене спокойствия, без пышных торжеств и помпезности он стал наследником и вторым лицом империи. Август официально усыновил Тиберия, которому было уже за сорок. Пролетело еще несколько лет из золотого века правления Августа, когда могущественный государственный деятель вершил судьбы миллионов, усталыми устами озвучивая решения и подрагивающим перстом указывая направления развития общества. За его спиной многие могли разглядеть грандиозную и изящную тень женщины, которая, ведя свою собственную большую игру, продумывала значительную часть этих решений и подсказывала, где и когда их лучше огласить. Она не упивалась властью, подобно мужчинам, слабым и мнительным существам, которые лишь физически превосходят ее, но ничего не могут противопоставить ее не дающему осечек оружию, ее коварной системе, построенной многолетними усилиями, в которой все действуют против всех, принося пользу в основном лишь ей. Возможно, Ливию забавляла эта игра. Чем старше она становилась, тем больше ей хотелось непременно оставаться в зоне внимания общества, но, как и прежде, она бестрепетной рукой убирала все «препятствия» на своем пути. — 38 —
|