|
Хотел ли он успеха? Если и да, то жизнь после трагического периода совместной работы с Гогеном перевернула все вверх дном: после Гогена он думал уже лишь о выживании и наследии. Внешний успех, определяемый признанием, даже если бы он и пришел, то не имел бы никакого значения – для внешнего мира Ван Гог уже погиб. Его дух был надломлен, его вера в человеческий род претерпела такие глубокие изменения, что он уже не верил в эпохальность собственного труда – слишком мерзким и приземленным казался ему мир. Ван Гог чувствовал, что погибает – из‑за непринятия своей личности в мире живых, а физическая смерть тут была лишь делом времени. Но даже с таким настроением он продолжал писать картины в каком‑то диком остервенелом темпе, словно это уже была предсмертная агония. Нет смысла описывать ряд кризисных обострений и приступов в самом жутком периоде жизни Ван Гога – после его тридцатипятилетия – суть всех их была в одном и том же: невозможности увязать свое будущее с происходящим во внешнем мире. Практически, уже нет ничего странного в периодических попытках находящегося в глубокой депрессии живописца покончить с собой, о чем он сам сообщает как об обычных событиях. Но даже в таком состоянии Ван Гог, лишь только начиная контролировать свои действия, тут же брался за работу. Его одержимость все еще была неисчерпаемой, а в одном из писем он указывает, что возьмется за работу уже в день приезда в Париж. Желание творить не подводило Винсента даже в самые критические дни, наступившие после посещения семьи брата, – именно после этого он осознал, что для него нет места в этой семье, а значит, и в этом мире. Каждый раз новая попытка сближения с миром через близких ему людей могла бы изменить все и вернуть его, однако на этот раз последний замок надежды рухнул. Но и даже тогда Ван Гог, практически уже балансируя между жизнью и смертью, создал за два месяца около 80 картин… Вопрос качества живописи больше не был актуальным для художника – на полотнах осталась печать яростного самовыражения изгнанного, но не озлобившегося отшельника. И горечь покидающего мир неудовлетворенного человека. И наконец, самым последним всплеском жизни стала его остановка у доктора Гаше, найденного братом. Рисуя дочь престарелого медика, безнадежный мечтатель о «нормальной» жизни, естественно, увлекся ею. Был ли он отвергнут женщиной или глубокую либидо‑фрустрацию усилила жесткая позиция самого доктора, но это оказалось последним изгнанием. Дополнением к очередной несчастной любви стало короткое посещение брата, во время которого Винсент еще раз четко осознал – он не нужен даже брату… Теперь он уже страстно жаждал смерти как избавления от мучительного существования плоти. Тридцатисемилетний непризнанный художник освободил себя роковым выстрелом из пистолета. Брат Теодор успел застать умирающего брата живым – возможно именно этого желал Ван Гог – это был его последний укор. — 331 —
|