Проблема Ван Гога как представителя общества людей заключалась в отсутствии гибкости и полном нежелании идти на уступки. Будучи почти несносным в обычной жизни, без всяких сомнений высказывая любые бестактности и даже мерзости, Ван Гог вряд ли мог бы рассчитывать на любовь со стороны окружающих. Этот человек твердо не желал подстраиваться под мир – и общество отвечало ему таким же демонстративным нетерпением. Даже искренне любящий его брат Тео подтверждал, что язвительный и вспыльчивый характер Винсента во многом мешает продвижению его как художника. Он вполне мог получать более или менее сносные заказы от своих родственников и знакомых, если бы только согласился изменить фактуру некоторых своих работ, выставляемых на продажу, и немного следовать за заказчиком. Взамен он получил бы не только средства к существованию вместе с независимостью от брата, но и перспективу стать со временем законодателем отдельного направления в живописи. Но Ван Гог панически боялся полностью раствориться в растущем желании угодить за деньги. Он не соглашался пожертвовать и частью своего искусства – даже ради спасительного куска хлеба. Вместо этого Винсент заставлял себя ожесточаться и, еще больше замыкаясь в лабиринте собственного внутреннего мира, искать новый самобытный путь победителя. «Я предпочел бы служить рассыльным в гостинице, чем штамповать акварели», – цитирует живописца Анри Перрюшо. Чем больше упреков и замечаний получал Ван Гог, с тем большим остервенением он отметал эти упреки и набрасывался на работу, не заботясь об обратной связи с аудиторией, которой он предназначал свои работы. Интересно, что ничто не могло подорвать высоких амбиций и уверенности Винсента в своей способности овладеть мастерством – именно эти качества помогли ему в конце концов продвинуться до уровня мастера кисти. В то же время он медленно, но верно двигался к самому краю бездны – когда уже ничего общего не может быть с находящимися рядом в одном отрезке времени и пространства. Но он уже знал, чего хочет в искусстве. «Даже если я упаду девяносто девять раз, я в сотый раз снова поднимусь», – написал он брату. И уже через несколько лет после начала своего кровоточащего пути Винсент назвал себя художником – во время ссоры со своим родственником‑наставником Мауве. Начав свою борьбу за место в мире живописи, Винсент сделал для себя вывод, что ему придется выбирать между стремлением к популярности и стремлением во что бы то ни стало сказать свое слово в искусстве, даже рискуя остаться при жизни непонятым и забытым. Винсент сознательно выбрал второй путь – его не смущала цена за успех. Очевидно потому, что слишком много на его пути появлялось псевдоуспешных художников, которые, не смущаясь, давали ему наставления. В глубине души Ван Гог презрительно смеялся над их поверхностностью и художественной безликостью. Себя же он сравнивал с изможденной, задыхающейся, но не сдающейся лошадью. Той, что тянет свой последний груз. Только такая степень отрешенности позволяет дойти до сути, был убежден художник. — 328 —
|