|
Казалось, всю жизнь Бетховена преследовали неудачи, словно цепь непрерывных испытаний на прочность, каждое из которых оказывалось более сложным, нежели предыдущее. Он не успел приехать в Вену вовремя, хотя едва ли не ежедневно думал о поездке. Моцарта уже не было в живых… Но это не могло остановить его отчаянный пронзительный полет длиной в жизнь. «Почему я пишу? То, что у меня на сердце, должно найти себе выход» – в этом откровении Бетховена большая часть мотивации творчества чувствительных и ущемленных личностей. Но не менее важной составляющей для таких отчаянных и часто отрешенных личностей является творческий способ компенсации своих «мирских проблем»: психических ран, бедности, необразованности и всего схожего – такого, что делает невозможным для них «нормальное» обывательское существование. Чувство «более острой тоски», как однажды метко выразился Торнтон Уайлдер, вытесняет порывы внутреннего голоса наружу, независимо от того, как они могут быть оценены современниками. Великие поэты, музыканты, художники, творцы вообще, развивая свои новаторские идеи, всегда имели дело с собственной личностью, собственными чувствами, собственной самореализацией. Внешний мир служил им лишь обрамлением их действий – душа и их внутренний мир были индифферентны к окружающему. Как правило, они находили умиротворение лишь в тишине природы, в безмолвном созерцании великого и вечного. И это подталкивало к новым вершинам творчества. Бетховен часто использовал дневник для самовнушения. Доверяя свои ощущения бумаге и перечитывая их, он собирался с духом и начинал активно действовать. Он искал таким образом резервы внутри себя и находил их. Это был бесконечный разговор с самим собой, который всякий раз оканчивался убеждением в том, что надо жить и надо творить… Острота тоски Бетховена усиливалась его пламенем платонической страсти к тем немногим женщинам, которых он страстно и безответно любил, но которые не подарили музыканту человеческого счастья. Отношения с женщинами всегда подстегивали творческих личностей. Но если эти отношения не наполнены безнадежной романтикой, но еще и имеют ущербный психологический подтекст, они рождают острое чувство внутреннего противоречия и потрясающие по силе переживания. В большинстве случаев для создателей и деятельных людей душевные потрясения оканчиваются не продолжительной депрессией, а творческим взрывом, несущим им разрядку, а миру – уникальные плоды их переживаний и тоски. Людвиг страдал и выплескивал свои страдания на клавиши – в виде нежных и в тоже время тревожных, неповторимых и щемящих переливов звуков. — 316 —
|