|
Будучи обладателями чудесных сгустков воли и энергии, дети Победы не раз демонстрировали безупречную гибкость для временного приспособления к миру, чтобы потом, обретя новые силы, приспособить этот мир к себе. Ломоносов временно обрел недостающее ему спокойствие истинного мыслителя, не оглядывающегося на несущественное. Временное, потому что, к сожалению, он не сумел выдержать стратегическую линию спокойствия и гибкости в общении с окружением, так часто ненавидевшим его за самоотверженность в работе и преданность до мозга костей Науке. Науке как системе знаний, а не как способу зарабатывания денег и положения в обществе. Ломоносов продолжает развивать направления, которые кажутся ему наиболее важными для развития науки: работает над решением проблем, связанных с упругостью воздуха, действием растворителей на различные вещества, свойствами металлов, вплотную подходит к «кинетической теории» и создает «Краткое руководство к риторике». Наконец, после того как ученый явственно осознал, что его дело не будет продвигаться отдельно от официоза и получения формальных званий, – так уж устроен мир, – он незамедлительно начал просить и требовать оценить свои заслуги перед наукой и присвоить ему (в случае положительной оценки) звание профессора. После долгой тяжбы и подковерных игр со старыми недругами, искусство которых он поневоле начал осваивать, Ломоносов был удостоен такой чести. К слову, он и Тредиаковский стали первыми двумя русскими профессорами, получившими это звание в стенах основанной двадцать два года до этого Академии наук. Более того, Ломоносов получил кафедру химии при академии, поскольку занимающий эту должность профессор‑ботаник справедливо освободил свое место в пользу начинающего искриться светила науки. В связи с получением профессорского звания произошло еще одно важное событие: главный оппонент Ломоносова Шумахер, желая опорочить рвущегося к научной славе молодого коллегу, отправил две его диссертации для публичной оценки в Берлин наиболее весомым мировым авторитетам; ответ же признанных европейских светил неожиданно содержал восторженные отклики о работах нового русского гения науки. Когда это событие было предано гласности – не без усилий самого Ломоносова, – его статус резко изменился даже в глазах заносчивых недругов и он наконец приобрел настоящую значимость в стенах своего научного заведения. Да и другие академики почувствовали в напористом и порой упрямом ученом объединительную для русской науки силу и начали больше и, главное, открыто выказывать ему поддержку. — 297 —
|