|
Безусловно, самой тяжкой утратой для Фрейда стала потеря Юнга. Карл Юнг не только был фигурой, равновеликой самому Фрейду в плане научных исследований и разработок, но и недюжинным организатором продвижения психоанализа как нового мирового движения. Фрейд делал серьезную ставку на своего младшего товарища и был уверен, что последний обеспечит блистательный выход «фрейдизма» в свет. Юнг должен был стать крестителем мирового движения и одновременно главным последователем, которому можно будет передать дело. И Юнг действительно стал во главе движения, но только не фрейдизма, а своего собственного психоанализа. Особенно тяжелым ударом для Фрейда был не просто уход Юнга, а его открытая оппозиция. Фрейд был очень сильным человеком, и его воля не дала трещины из‑за потерь. Потери бывают на любом фронте, справедливо рассудил мыслитель. Он пошел дальше, уже без Карла Юнга. А потом и без других талантливых помощников, которые разбрелись по миру уже со своими собственными идеями. Но идея Фрейда, как незыблемая платформа, ассоциировалась с истоками нового великого учения. Неудивительно, что отчаянные и последовательные попытки в течение всей жизни, помноженные на трезвый расчет и понимание человеческой сути, сотворили из Фрейда настоящего титана – когда ученый выступал в Америке, послушать его приехали такие известные личности, как Уильям Джеймс и Джеймс Патнем, а зал был переполнен желающими видеть и слышать знаменитого пионера. Подходя к шестидесятипятилетию, Фрейд имел больше последователей, нежели пациентов, а Лондонский университет объявил курс лекций о пяти великих философах‑евреях, среди которых был и Зигмунд Фрейд. Еще при жизни его имя было поставлено в один ряд с Бенедиктом Спинозой и Альбертом Эйнштейном – это была плата прежде всего за отрешенность от внешнего суетного мира и самозабвение в упорном труде. Но и если бы ничего этого не было, Фрейд сражался бы за свою идею до конца, ибо его счастье исследователя состояло не в том, чтобы быть со щитом или на щите, а в наполнении собственной жизни великим сакраментальным смыслом. В подтверждение этих слов можно добавить, что ученый до последних минут продвигался по крутой тропе нового учения, отметая непонимание непонимающих и не зачаровываясь хвалебными возгласами восторженных. Пытаясь успеть как можно больше, в восемьдесят лет Зигмунд Фрейд работал с такой же самоотверженностью, как и в двадцать. Когда однажды, уже на закате жизни, Фрейд неожиданно встретил находящегося в расцвете творческих сил Альберта Эйнштейна, он все же не удержался и посетовал на то, что из‑за бесконечных сражений с научным миром, не желавшим в свое время принимать его психоанализ, он успел сделать слишком мало. Невероятно, но Фрейд, будучи неизлечимо болен раком челюсти в течение семнадцати последних лет жизни, продолжал работать в изнурительном, почти предельном режиме, более всего заботясь о том, чтобы успеть как можно больше сделать, а не о том, как продлить себе жизнь. Как все победители, он до последнего мгновения оставался бесстрашным борцом, подтвердив, что творческая ненасытность является едва ли не самым главным условием во всегда мучительном процессе рождения великой личности. Даже фатальная болезнь, которая менее упорного человека уничтожила бы за год‑два, отступила перед невообразимой силой духа мыслителя, еще более подтвердив, что изначальная цель человеческого существования есть вечная непрекращающаяся борьба, наградой за которую и будет жизнь. — 169 —
|