|
Его напряженный труд не был абсолютно отстраненным от жизни процессом – как любой искатель, он жаждал не только самовыражения, но и признания. Вернее, признание необходимо было по той причине, что являлось неоспоримым доказательством весомости вклада в науку. Кроме того, признание всегда давало дополнительные возможности высказаться, чем Альберт Эйнштейн пренебречь не мог, в том числе и для публичной деятельности, которая порой выходила далеко за рамки физики, и вообще науки. Потому, напрочь лишенный чувства превосходства и вульгарных форм тщеславия, искренне отвергая показное и будучи очень доступным в быту, он, тем не менее, никогда не отказывался позировать скульпторам и художникам, полагая, что заработал себе место в истории потом и кровью. Но в то же время было бы смешно полагать, что ученого интересовало человечество в той части, что его исследования могли бы принести новые возможности для людей. Любя человека, Эйнштейн, подобно всем сильным личностям, не мог не презирать обывателя; суть же его исследований состояла в яростном желании познать природу и дать родиться себе. Подлинная любовь к себе и нежелание быть безразличным к собственной судьбе, как большинство песчинок‑людей этой планеты, а также сжигающее чувство неутоленности искателя подталкивали Эйнштейна к беспрестанному творческому напряжению. Было бы глубочайшей ошибкой считать, что Эйнштейн шел по жизни без потерь и добился потрясающих успехов, избежав личных жертв, слишком тяжелых для обычного человека, но вполне типичных для титанов. Ученый абсолютно отстранился от своих сыновей, посвящая им после развода с первой женой лишь несоизмеримо короткие промежутки времени. Даже когда его второй сын был признан душевнобольным, он не проявил к его судьбе сколько‑нибудь внятного интереса и ограничился перепиской с друзьями, навещавшими больного. Практически Эйнштейн отказался от сына в пользу продолжения своей работы – он чувствовал, что вряд ли сумеет ему помочь, а рассредоточение сил будет более чем губительным для его работы. Не слишком много Эйнштейн дал и старшему сыну – лишь некоторыми ремарками и отдельными редкими мазками могла бы характеризоваться картина их взаимоотношений, особенно в годы, пришедшиеся на детство первенца. Работа всегда была превыше всего, и одержимость неизменно брала верх над отцовскими чувствами. Если быть полностью откровенным, Эйнштейн принес сыновей в жертву своим научным победам. Жалел ли он об этом? Возможно. Но суть победителей всегда состояла в том, что мысли об идее являются доминантными и вытесняют из головы все остальное. — 162 —
|