Сказать, что отношение ученого к войне было крайне отрицательным, значит ничего не сказать. Пацифист до мозга костей, он не просто был далек от политики и сути военных действий – он не понимал и не принимал войну уже как отвлечение от своей цели! Своим могучим интеллектом Эйнштейн осознавал, что человечество обречено на вечные страдания от неискоренимого инстинкта к тирании, может быть, поэтому он убедил себя в наличии более важной, более серьезной и даже более великой цели – цели, по разумению ученого, дававшей ему полное моральное право игнорировать все остальное, происходящее рядом и не имеющее отношения к научным поискам. Его идея справедливо и объективно была вне межгосударственного или межнационального соперничества – он жил в ее окутанном густым непроницаемым туманом мире, совершенном и абсолютно недоступном при внешней доступности, мифическом и недосягаемом при очевидной близости. Не то чтобы война была ничем по сравнению с нереальным сладострастием его заоблачной жизни – он просто не желал думать о ней, поскольку это несло угрозу выполнения той миссии на Земле, которую Эйнштейн определил себе сам. Эйнштейн сделал свою жизнь рациональной и его рационализм был настолько выше войны, что ему удавалось даже вести переписку с физиками из «вражеского лагеря». Ученый также старался не обращать внимания и на дикие вспышки нацизма и антисемитизма в Германии, касавшиеся его непосредственно. И даже прямые угрозы жизни и недвусмысленные преследования его «еврейской науки», последовавшие после убийства германского министра Вальтера Ратенау, еврея по национальности, не заставили Эйнштейна покинуть страну и, тем более, прекратить научную работу. Хотя несколько позже он совершил переселение в Америку с легкостью совершенно умиротворенного человека, только затем, чтобы в незабвенной принстонской глуши продолжить свою борьбу за новую реальность и заботиться о проявлениях всего существующего в человеке нечеловеческого лишь тогда, когда надо было прибавить свой голос к отчаянному возгласу против варварства нескольких оголтелых фанатиков XX столетия. На первый взгляд кажется забавным, что уже будучи признанным ученым, Альберт Эйнштейн то выходил к громадной аудитории в мятой одежде, то удивлял всех, беря с собой в путешествие лишь дешевые зубную щетку и порошок. Однажды он не стал надевать специально купленные для него комнатные тапочки, назвав их «ненужным балластом». Эйнштейну некогда было оглядываться на внешнюю сторону жизни – интуитивно он понимал, что рассредоточение внимания и отвлечение от ГЛАВНОГО хоть на миг может лишить его способности стремительно мыслить и находить укрытую от большинства современников логическую нить. В науке он научился двигаться со скоростью света, который изучал, а тем, кто заботился об уюте, кошельке, домах, автомобилях и еще тысячах несущественных мелочей, так же легко улетучивающихся, как и приходящих, не суждено было не только уловить виртуозные ходы его страстных рассуждений, но даже понять большинство из его открытий. Один из впоследствии прославившихся американских физиков метко заметил об Эйнштейне, что «он выглядел наивным, потому что срезал углы и сразу шел к сердцевине любой проблемы». Он не желал растрачивать время на второстепенные вещи! Он быстро осознал, что избрание другого пути лишило бы его единственной возможности успеть. При этом Эйнштейн искренне изумлялся глупости обывателя, которого интересовала отнюдь не его теория относительности, а что он ест на завтрак и с кем. Человек, жизнь которого практически всегда была расписана по минутам, не мог понять, как кто‑то может растрачивать себя на такие откровенно бессмысленные вещи. — 160 —
|