|
Безусловно, Альберт Эйнштейн в определенном смысле был обязан своим успехом и предшественникам. Но он никогда и не отрицал влияния на него криптомнезии, например того, что к теории относительности его привело глубокое изучение идей Эрнста Маха и Дэвида Юма. Но новаторство и величие ученого как раз в том и состояло, что никто из современников не сумел синтезировать и сопоставить, казалось бы, несовместимые явления. Никто из современников не был способен «сфокусироваться подобно лазеру», как метко заметил его биограф Дэнис Брайен, и никто не был готов продемонстрировать альтернативный способ мышления – результат колоссального умственного напряжения, приведший к великим открытиям. Однажды, когда ученый впервые посетил Америку, он сказал журналистам, что без идей Ньютона, Галилея, Максвелла и Лоренца он никогда бы не пришел к теории относительности. Интересно, правда, что Эйнштейн, не вникая в природу обывателя и не стараясь привлечь к себе внимания широких масс, подсознательно делал это, когда участвовал в публичных выступлениях, давал многочисленные интервью и связывал свое имя с различными проектами типа создания Еврейского университета или государства для евреев. Ученый, как бы это странно ни звучало, достаточно внимания уделял мифологизации собственного образа. Не исключено, что это были чисто интуитивные или просто непреднамеренные действия, но так или иначе, они были ему присущи. Непомерное отращивание густой копны волос, хождение в мятой одежде, демонстративное нежелание надевать носки, в том числе даже в тех случаях, когда он отправлялся на официальные встречи, бесспорно, относятся к «игре в собственный образ». Эйнштейну, как и всем гигантским личностям, нужна была яркая, запоминающаяся индивидуальность, он ощущал на уровне подсознания, что должен идентифицироваться в определенном временном отрезке существования человечества. Скорее всего, к части собственного мифа относится и неприятие религии, являющейся «суеверием, сохраненным в интересах привилегированного класса», а также вера в того Бога, который является «полнотой закона и порядка в мире». Что ж, его набор «причуд» был достаточно безобидным и в то же время весьма впечатляющим для идентификации. Он как нельзя лучше подходил общему образу ученого: непритязательного, отзывчивого, застенчивого и проникновенного человека. Но так же не вызывает сомнения, что Эйнштейн прекрасно осознавал при жизни, что его имя будет вписано в историю, причем не только физики и математики. Он осознавал, что дал миру нечто важное, и оценивал себя достаточно высоко, несмотря на действительно уникальную скромность и человечность исследователя. Он действительно верил если не в свое мессианство на Земле, то, по меньшей мере, в свою исключительную проницательность – без этого не может состояться ни один великий ученый. Что же касается Альберта Эйнштейна, то дополнительным подтверждением такой веры являются его нередкие удивительно смелые и яркие выступления на политические темы. Если бы он не верил и в свою уникальность, то в ответ на появление проблемы с визой в США из‑за боязни коммунистических идей ученого никогда бы не произнес фразу: «Разве не будет забавно, если они меня не впустят? Думаю, весь мир смеялся бы тогда над Америкой». Он знал и верил, что останется для мира «великим Эйнштейном», хотя и предпочитал помалкивать об этом. — 161 —
|