|
Продолжительные предусмотренные программой занятия «импровизированным рисунком» оставили довольно глубокий след в его душе, все более и более похожей на вечную ночь, раскалываемую периодическими вспышками света. Они, если и не повлияли на его будущее решение стать художником, то, несомненно, отложили глубоко в подсознании мысль о существовании могучей силы искусства. С большой степенью вероятности можно предположить, что на фоне ранней разлуки с родителями впечатлительный и ранимый мальчик забывался с карандашом в руке, находя в отображении собственного понимания природы замещение общения, которого ему не хватало. Еще более существенным основанием для тяги к замкнутому в себе творчеству стало появление глубокого чувства умиротворения и отрешенности, что для беспокойного Винсента оказалось самостоятельно открытой успокоительной микстурой. Так как Винсент не имел сколько‑нибудь подходящей идеи, на реализацию которой он мог бы устремиться со всей пылкостью и порывистостью юной души, он вяло последовал примеру родственников, несколько поколений которых занимались торговлей картин. Примечательно, что это занятие чуть было не стало для молодого Ван Гога делом всей жизни. Однако юношу определенно погубила глубина отношения к работе, которую он выполнял. Словно муравьи, за которыми он любил подолгу наблюдать в детстве, Винсент подходил ко всему настолько основательно, что это всякий раз вредило ему в отношениях с более поверхностным, чем он сам, миром. Два стремления, проистекающих из глубокого детства, толкали Винсента к краю пропасти. С одной стороны, он с ранних лет в силу своей отчужденности все носил в себе и, подвергая тщательному анализу, делал свои собственные, порой противоречащие мнению окружающих, умозаключения. А с другой – подсознательное состязание с умершим братом превратило его в человека, если и не жаждущего всегда быть лучшим, то набрасывающегося на решение задач с яростной решительностью, присущей безнадежным неврастеникам. Именно поэтому Винсент, в отличие от других продавцов картин, часами изучал работы великих мастеров в музеях и имел относительно живописи собственное мнение, вряд ли способствовавшее успешной торговле, – ведь покупателями по большей части являлись серые обыватели, которых нужно было торпедировать напором энергии искусного продавца, а не поражать глубоким пониманием живописи. Однако наряду с таким цельным подходом к работе Винсент оставался необычайно впечатлительным и внутренне податливым – об этом свидетельствуют его оценки полотен, когда часто неизвестных и не слишком талантливых живописцев он превозносил и противопоставлял пленительным краскам мастеров. Винсент готов был верить лишь себе, но одним из основных чувств, которые Ван Гог вынес из своих походов по галереям и художественным выставкам, было охватывавшее его лихорадочное состояние трепета и восторга перед увиденными образами, собственное понимание глубины мазков на полотнах и их связь с внутренним миром сотворившего эти полотна человека. — 142 —
|