|
Еще большее значение этому мероприятию придавало то, что премию по химии в тот год присудили Джону Кендрю и Максу Перуцу за выяснение трехмерной структуры белков миоглобина и гемоглобина соответственно. Никогда еще в нобелевской истории призы по биологии и химии одного и того же года не доставались ученым, работавшим в одной и той же университетской лаборатории. О присуждении премии Джону и Максу было объявлено через несколько дней после объявления о нашей премии, и в тот же день премия по физике была присуждена российскому физику-теоретику Льву Ландау за его новаторскую теорию жидкого гелия. К сожалению, из-за жуткой автокатастрофы перед этим, в которой он получил серьезную черепно-мозговую травму, он не мог присоединиться к нам в Стокгольме. После открытия двойной спирали физик Джордж Гамов весьма польстил моему самолюбию, сказав, что я напоминаю ему молодого Ландау. В последнюю очередь должны были объявить, кому присудили премию по литературе. Ее удостоился Джон Стейнбек, который должен был выступить с Нобелевской лекцией на большом банкете в стокгольмской ратуше после церемонии вручения премий. В письме с подробным описанием того, как мне подготовиться к Стокгольму, сообщалось, что места в отеле и все сопутствующее могли быть зарезервированы также для моих особо отличившихся лаборантов-исследователей. Если бы я мог, не нарушая приличий, привезти с собой работавшую у меня лаборанткой прошедшим летом студентку третьего курса Рэдклиффа Пэт Коллиндж, своим присутствием она бы еще больше украсила это мероприятие. Ее волшебной озорной манере и ярко-голубым глазам едва ли нашлись бы равные в Стокгольме. Но, увы, у нее теперь был молодой человек, студент гарвардского колледжа с литературными устремлениями, и у меня было мало шансов занять его место. Однако Пэт пообещала, что поможет мне освоить навыки вальса, необходимые для традиционного первого танца, который должен был последовать за лекцией Джона Стейнбека. В течение нескольких дней я с нетерпением ожидал назначенного на 1 ноября торжественного ужина в Белом доме, на который мне прислали приглашение в последний момент. Хотя сам этот ужин устраивали в честь великой герцогини Люксембургской, я гораздо больше хотел увидеть собственными глазами королевскую чету Америки. Прошло всего шесть месяцев с тех пор, как Джон и Джеки Кеннеди достойно чествовали американских нобелевских лауреатов 1961 года, и я надеялся, что на этом ужине мне достанется место рядом с Джеки. Однако все эти мысли были внезапно прерваны Карибским кризисом. Обращение президента к народу в понедельник 20 октября было не из тех, которые лучше слушать одному. Взволнованный, я пришел к Полу и Хельге Доути, чтобы посмотреть эту речь на большом экране их телевизора. Еще до окончания речи я понял: положение настолько серьезное, что торжественный ужин, в котором не было политической необходимости, неизбежно должны отменить. С этого момента президенту необходимо будет сосредоточить все свое внимание на том, бросит ли советская сторона вызов американской блокаде Кубы. В этом случае перспектива ядерной войны казалась и в самом деле реальной. — 129 —
|