|
Эта опасность существует не только в сфере потребления, но и в сфере производства идей. Далеко не всякий нонконформист представляет действительную угрозу для правящих кругов. Нонконформисты были в любом обществе, и не все они подвергались преследованиям. В первобытном обществе человек, непохожий на других, мог стать шаманом, и тогда его специфическое видение мира воспринималось как нечто само собой разумеющееся. В средние века его либо сжигали, либо он становился юродивым, и тогда к нему относились со смешанным чувством страха, почтения и пренебрежения; его социальная роль давала ему право на необычность, исключая возможность массового подражания. В буржуазном обществе существует немало писателей, художников, философов, поэтов, которых с полным основанием можно назвать хорошо оплачиваемыми нонконформистами. Нет, они не приспосабливаются к господствующим вкусам, они даже оскорбляют их. Но производимый ими шум не потрясает реальных устоев общества, а только щекочет нервы обывателя. «В Америке, — пишет писатель Норман Мейлер, — мало кто поверит в вас, если вы не непочтительны». «Но, — добавляет социолог Кристофер Лэш, — правда состоит в том, что больше всего вам доверяют, если вы прикидываетесь бунтарем»44. Такая спекуляция возможна и на «левых» идеях, утрачивающих при этом всякую серьезность. Развитый интеллект позволяет человеку выходить за рамки своей непосредственной групповой принадлежности и заставляет его чувствовать не только свою собственную, но и чужую боль. Но тот же интеллект способен объяснить и оправдать любую гнусность: ведь в конце концов все на свете относительно... Ирония скрывает неудовлетворенность и внутреннюю боль; люди, которые по-настоящему больны ею, стремятся прорвать эту стену, мешающую вы- 389 ражению подлинных чувств. «Не слушайте нашего смеха, слушайте ту боль, которая за ним. Не верьте никому из нас, верьте тому, что за нами»45, —писал Александр Блок. Но, кроме трагической иронии, существует ирония самодовольная, которая позволяет, ничего не делая, пользуясь всеми благами мира, чувствовать себя выше окружающей среды и которую Генрих Бель метко назвал наркотиком для привилегированных46. В отличие от других общественных слоев, у которых социальный протест, пока он носит стихийный характер, как правило, связан с конкретными материальными интересами, интеллигентский протест имеет характер обобщенный и выражается прежде всего в моральных терминах. В этой обобщенности — его сила, поскольку моральный призыв обращен ко всем и каждому. Но в ней же и его слабость. Отвлеченно-моральная критика общества рискует оказаться романтической и чисто негативной. — 294 —
|