|
талась противодействовать науке и стала в глазах общественности символом реакции; поймет, увы, слишком поздно, что с точки зрения ее собственных интересов было целесообразнее (хотя в некоторых отношениях труднее) своевременно видоизменить собственную догму, чем вступать в безнадежную войну с разумом. Но эти вынужденные «понимание» и «либерализм» придут лишь через несколько веков, когда бессилие церкви станет очевидным. А пока что папа выражает общее мнение римской курии. Папа принял верное решение, папа может спать спокойно. Наступает очередь Галилея. Но масштаб его выбора значительно больше. А потому больше и его психологические последствия. Сцена отречения завершается читаемой перед опущенным занавесом цитатой из Галилея: «Разве не ясно, что лошадь, упав с высоты в три или четыре локтя, может сломать себе ноги, тогда как для собаки это совершенно безвредно, а кошка без всякого ущерба падает с высоты в восемь или десять локтей, стрекоза — с верхушки башни, а муравей мог бы даже с Луны. И так же, как ма-I ленькие животные сравнительно сильнее и крепче, чем Г крупные, так же и маленькие растения более живучи»4б. Большой человек должен обладать и повышенной степенью прочности. Иначе падение, безвредное для маленького, для "него окажется смертельным. Великий Галилей этой повышенной моральной прочностью не обладает. Оправдывает ли это Галилея? Брехт считает, что нет. В первой редакции пьесы рассказывалось, как Галилей, уже в плену у инквизиции, тайно написал свои «Беседы» и поручил своему ученику Андреа переправить рукопись за границу. Его отречение дало ему возможность создать новый важнейший труд. Он поступил мудро. .В позднейшей редакции, написанной Брехтом под влиянием Хиросимы, Галилей обрывает панегирики своего ученика и доказывает ему, что отречение было преступлением, не компенсируемым созданной книгой, как бы важна она ни была. И дело не в том, что отрекаться от своих взглядов вообще постыдно, а в социальных последствиях этого отречения. «Я был ученым, который имел беспримерные и неповторимые возможности. Ведь именно в мое время астрономия вышла на рыночные площади... Но я отдал свои знания власть имущим, чтобы те их употребили или злоупотребили ими — как им заблагорассудится — в их собственных интересах... Я предал свое призвание. И ш 228 человека, который совершает то, что совершил я, нельзя терпеть в рядах людей науки»47. К этому суровому приговору присоединяется и Бертольд Брехт. Моральная оценка становится частью социально-политического анализа целостной ситуации, — 173 —
|