|
- Стервец, - заключил Клаус, внимательно рассмотрев его. Елка не стала обижаться за своего любимого писателя и выяснять отношения с Клаусом. Все мужчины таковы. Хорошо еще, что он не стал придираться к портретам Альберта Эйнштейна и Карла Густава Юнга, хотя выражение их глаз было с ее точки зрения не менее проказливым и каким-то по-детски восторженным. «Они на всю свою жизнь остались чудесными талантливыми детьми и не разучились удивляться и радоваться всему новому, - вот как подумала Елка, стоя под портретами. – Не люблю взрослых», - сообщила она портрету Юнга. Сказка возвращается Собственно, с портретами Елка заговорила на третий день по приезду, когда Клаус с Григорьичем уехали обратно в город, оставив ей только что отстроенный светленький дощатый нужник, без которого, как ни верти, в сельской местности долго не протянешь. Вместе с Клаусом Елка убедилась, что Хельга в отличном состоянии и, растопив обширную круглую «голландку», все наслаждались треском горящих дров и блаженным теплом, исходящим из ее жерла и от крутых боков. Русская печь Матрена поразила их своими обширными размерами и внушительной статью, но топить ее пока не стали. В печных трубах от сильного и холодного ветра тоненько и тоскливо пела Дымница, мягко и сильно шумела Сосна в палисаднике. Все вокруг казалось живущим отдельной, самостоятельно сосредоточенной жизнью и вместе с тем очень гармоничной в целом. Елка осталась одна и стала разговаривать с портретами, но долго говорить было некогда – надо было напилить дров для Хельги. И вот, распилив ножовкой стволик на днях срубленной Клаусом яблони, Елка нагнулась зачем-то и вдохнула запах свежего распила. Он пах яблочным соком, немного забродившим и от этого пьянящим. А свежий березовый распил пах подберезовиками; этот запах Елка помнила с самого детства, когда у бабушки Ульяны они с мамой рано-рано утром ходили по грибы. Мама обвязывала их с сестрой Машей по самые брови платками, они надевали бабушкины ватники и штаны с сапогами – это чтобы в лесу комары не заели, и отправлялись в большой старый лес с корзинками и березовыми туесами. А потом возвращались с полными корзинками, и бабушка тут же в русской печи устраивала жареху из этих грибов – подберезовиков, подосиновиков, лисичек, алён. Благородные белые боровики шли сразу на сушку, и бабушка выкладывала их на теплую печь. Потом зимой она присылала им фанерные ящички, в которых всегда были крепко и пряно пахнущие связки сухих отборных белых грибов, баночки с черничным, малиновым и земляничным вареньем, вязаные из серой овечьей шерсти носки и варежки, которые Елка и Маша потом долго носили. — 35 —
|