|
Прекрасная девочка наконец обратила на него свое внимание и спросила: «А он стреляет?» И Витя выскочил вперед, широко расставив полусогнутые ножки, и выбросил вперед свой пистолет с криком «Дыш-ш, дыш-ш!». Елка недоуменно переглянулась с бабушкой девочки и еще раз взглянула в небо. И там ей будто почудились перепутанные черные смерчики – на какое-то мгновение, а потом небо вновь стало безмятежно чистым. Мелькнула мысль: чего у нас только нет в этом небе, в этом воздухе – вся продукция химзавода и «Азотфосфора» и «Синтезкаучука». Это не считая автомобильной промышленности и многих тысяч автомобилей, легковых и грузовых, автобусов и маршрутных такси, непрестанно едущих по городу. И как только не перепутаны судьбы людей этого города, в какие плотные и болезненные, как нарывы подмышками, клубки свиваются они подчас. Бабушка с девочкой уходили, маленькая блондинка на прощание одарила Витю многозначительным взглядом, а Витя еще раз отсалютовал ей пистолетом. Дыш-ш! – прицелился он куда-то в небо.
В Кузькино! Многие потом удивлялись Елке: зачем ей еще деревня, когда она и так живет в частном секторе города? Она и сама с трудом могла бы объяснить это. Аргументы были слишком туманными и неопределенными: Кузькино похоже на деревню бабушки Ульяны, маминой мамы, у которой Елка с сестрой Машей проводила по месяцу-другому каждого лета, дом, который они купили, тоже очень напоминает бабушкин старенький пятистенок. Ухваты, чугуны, умывальник, русская печка, банька по-черному – все это почему-то заставляло сильнее биться сердце. Кроме того, как правоверная бабушка, Елка имела право продемонстрировать свою заботу о внуке, а также обо всех будущих внуках. «Настоящее детство возможно только в деревне, - убежденно говорила она всем, кто ее спрашивал об этом. – Разве в городе ребенок может проводить весь свой день голышом на улице, разве там он может измерить глубину луж после дождя босыми ножками, разве там можно питаться тем, что сорвешь с грядки и просто положишь в рот?» Некоторым ее аргументы казались сомнительными. Зачем, собственно, измерять глубину луж или есть овощи с грядки вместо того, чтобы питаться по режиму за столом? Наверное, они были по-своему правы, но Елка тоже знала, что на свой лад она права. И вот наконец дом был куплен. Это был серьезный и крепкий пятистенок 1920 года рождения, т.е. всего тринадцать лет ему оставалось до столетнего юбилея, под железной крышей и с особой приметой: в палисаднике перед ним в окружении вишен и яблонь росла молодая раскидистая сосна. Достаточно было издали бросить на улицу взгляд, увидеть сосну – и дом уже не спутаешь с каким-нибудь другим. Кроме того, неведомый строитель украсил фронтон дома и чердачное окошко удивительно красивым металлическим и деревянным кружевом, почти не поврежденным за прошедшие десятки лет. Люди и стихии пощадили творение ушедшего в мир иной зодчего, ставшее ему живым памятником. Одним словом, бабушка Елка просто влюбилась в этот дом. Она жила там весь май и потом все лето, можно было бы долго рассказывать, как она возделала целину несколько лет не паханого огорода, как полола, поливала и окучивала, как ужасно ныли ее руки, но не будем уделять этому слишком много внимания. В конце концов, это делают почти все, кто живет в деревне, и ничего особенного в этом нет. Лучше узнаем о том, как перед переездом в деревню Елка еще раз поговорила с домовой Лушей и попросила ее хорошенько присмотреть за домом и домашними, пока она осваивает деревню. Луша немного грустно улыбнулась ей и сказала, что для того она тут и есть – и спрашивать нечего. — 33 —
|