|
Их бесполезно было заставлять иной раз что-то сделать, но в другой раз они сами чутко откликались на серьезную ситуацию. Если чувствовали свою добрую волю. К нам поступил новый мальчик, который все время порывался убежать к бабушке – единственному существу, которое его хоть как-то привечало. Приют и людей он в упор не хотел видеть. Кое-кто из ребят, из числа менее озлобленных все же проявил к нему внимание. Сашка вообще умел располагать к себе людей, и Дима, казалось, разглядел его. И все же в какой-то момент Дима рванул к ограде. - Убегает! – крикнул кто-то. Побег сам по себе неприятен и за ним следует масса хлопот: заявление в милицию о побеге, объявление розыска, взыскание, иногда суровое, дежурному воспитателю и социальному педагогу. «Эх, пропадай моя головушка…» - расстроилась я и за себя и за беднягу-беглеца. Сашка быстро зацепил меня взглядом и крикнул: - Ребята, задержим его! – и первым побежал за Димкой. И, знаете, ему удалось как-то уговорить мальчишку не убегать. Вот чего бы мне никогда не удалось сделать без них. Конечно, они не были все и во всем рыцарями без страха и упрека. Все было – и кражи и побеги и жестокие драки, и все же иногда восхитительно неожиданно и по их доброй воле мы оказывались с ними в одной упряжке. Рок-инфекция Не так много у взрослых возможностей иметь хороший контакт с трудными подростками, причем форма этого контакта должна быть гуманной и социализирующей, а не подтусовкой и потаканием их порокам. Как для меня возникла история с роком, я точно не помню, но наиболее вероятно, что одной из основных ее персоналий стала Ольга, воспитатель старшей группы мальчиков, сама страстно увлеченная музыкой и разделяющая свое увлечение с ребятами. Потом я с удивлением для себя открыла КИШ – панк-рок-группу «Король и шут», тексты которой скачивала для мальчишек из Интернета. Скачивала для них и, естественно, читала. И слушала, впервые в жизни преодолев брезгливость потребительницы чистой классики и бардов. Потом слушала Рамштайн, Линкин Парк, Арию… Ольга и ребята многое мне рассказали о них, остальное я читала в Интернете и приносила распечатки в приют. Их тут же жадно «пожирали» ребята. Короче, я заразилась. Тяжелый рок оказал на меня совершенно потрясающее действие. В депрессивном состоянии он просто расшибал дурную подавленность, превращая ее в злость на саму себя и собственное бездействие. Когда я допустила возможность считать его музыкой (потому хотя бы, что его слушали ребята, которые мне нравились), то он пробрал, то, что называется, до костей. Как я была бедна и ограничена раньше, пока не познакомилась с этими мальчишками и их роком. Рок разбивал скорлупу их (и моего – не все могут даже вполне заботливые родители) больного и недоразвитого детства, давая шанс трансформироваться в более здоровый организм, более цельную личность. Он освобождал тараном тяжелых и грязных текстов Тилля Линдемана и Мерилина Мэнсона от собственной душевной грязи, омывая потоками прорвавшейся чистой ненависти к прошлой своей жизни, символически проговаривая ее к смерти и приводя приговор в исполнение. Выйдя из экстаза сопереживания и сокрушения старого своего мира, они омытыми глазами лучше могли разглядеть окружающий их, зарождающийся в каждой своей мелочи мир, пробовать свои силы в его созидании. То, о чем я пишу, похоже на красивую сказку – знаю, но если такую возможность видит взрослый, то есть шансы, что ее разглядит и не совсем потерянный подросток. Увиденное нами очень зависит от угла зрения, под которым мы смотрим на мир, от грамотности окулиста, который подбирает стекло, через которое мы будем смотреть на мир. Рок стал для меня «земляничным окошком» из «Марсианских хроник» Р. Бредбери. Через него можно было и хотелось смотреть в одну сторону с ребятами. — 21 —
|