|
Я, которая никогда в жизни не обманывала, не плакала, не била младших, никого не обижала, даже мыла посуду после ужина, чтобы заработать поцелуйчик мамы (которая, насколько я помню, нас целовала только по особому поводу), принимала ванну без принуждения и с мылом мыла даже язык, я, чьи грехи ограничивались редким пуком или ковырянием в носу, пока никто из взрослых не видит (и не слышит), не заслужила, чтобы меня изобличили в столь низком поступке. Еще прежде, чем гостья успела унизить меня или обвинить в краже платья, я поставила поднос на кровать, нащупала ручку швабры и потребовала в неожиданном приступе гнева, чтобы существо исчезло – быстро и навсегда. Она вытаращила глаза, лишенная дара речи, и даже забыла взять платьице. Я гналась за ней до самого забора (бедняжка плакала, будучи совершенно беззащитной), а поскольку ворота были заперты, я заставила ее перепрыгнуть через него. «Прыгай, не то побью тебя палкой!», – кричала я, а она не знала, чего стоило бояться больше: меня или возможности проткнуть себе внутренности прутьями забора. В результате этой первой своей махровой ложи (мне было всего семь лет) у меня осталось золотое платье, я сохранила славу хорошей дочери и обрела славу подруги, угрожающей убийством тому, кто проговорится о случившемся. Мораль истории была настолько же очевидной, насколько бесспорной, и в тот день я узнала, что можно быть счастливой, если убедить людей, перевернув факты с ног на голову. Я должна была бы описать сотни, если не тысячи обманов, которыми я защищала себя или кого-то любимого, или свою фантазию и которые имели место в период между той первой ложью и этой последней (о которой я еще расскажу в подробностях). Но именно об этой последней стоит рассказать. Из-за периода крайнего возбуждения, который она охарактеризовала. Бету торчал в Испании после его злополучной попытки возобновить отношения с экс-возлюбленной и после нашего отвратительно злополучного прощания (которого не было вообще, если не считать короткого электронного письма, столь глубоко меня ранившего, что я предпочла проигнорировать этот факт, никогда не обсуждать его с подругами и не описывать в моем дневнике душевнобольной). Он в Испании, я здесь, ничто не радует меня, и нет никаких безумных приключений, которые помогли бы мне писать мои хроники. Плачевное положение вещей. Я бросила все имеющиеся силы на работу и на реализацию проектов, которые и в самом деле принесли мне удовлетворение, потому что к тому моменту мне уже до смерти надоели мои обязанности корреспондента. — 54 —
|